Сейчас, 30 лет спустя, Липпман вспоминает об этом со смехом. \enquote{Честно признаться, я даже толком не поняла его решения, ни тогда, ни позже, -- рассказывает Элис, -- я просто впечатлилась тем, что он знает ответ}.
Сейчас, 30 лет спустя, Липпман вспоминает об этом со смехом. \enquote{Честно признаться, я даже толком не поняла его решения, ни тогда, ни позже, -- рассказывает Элис, -- я просто впечатлилась тем, что он знает ответ}.
Мы сидим за обеденным столом в просторной манхэттенской квартире с тремя спальнями -- сюда вместе с Ричардом Элис переехала в 1967 году, выйдя замуж за Мориса Липпмана. Вспоминая о ранних годах сына, Элис источает типичную для еврейской матери гордость вперемешку со смущением. Отсюда виден сервантс большими фотографиями, на которых запечатлён Ричард с окладистой бородой и в академических одеждах. Фото племянниц и племянников Липпман перемежаются картинками гномов. Смеясь, Элис объясняет: \enquote{Ричард настоял, чтобы я купила их после того, как он получил почётную докторскую степень от Университета Глазго. Он тогда сказал мне: \enquote{Знаешь что, мам? Это первый выпускной вечер, на котором я побывал}\hspace{0.01in}}\endnote{Одним из главных источников для этой главы послужило интервью \enquote{Richard Stallman: High School Misfit, Symbol of Free Software, MacArthur-Certified Genius}, Michael Gross}.
Мы сидим за обеденным столом в просторной манхэттенской квартире с тремя спальнями -- сюда вместе с Ричардом Элис переехала в 1967 году, выйдя замуж за Мориса Липпмана. Вспоминая о ранних годах сына, Элис источает типичную для еврейской матери гордость вперемешку со смущением. Отсюда виден сервант, на котором стоит большая фотография Ричардас окладистой бородой и в академических одеждах. Она величественно возвышается над маленькими фотокарточками племянниц и племянников Элис. Из этого можно было бы сделать далеко идущие выводы, но ироническое объяснение Липпман сглаживает впечатление: \enquote{Ричард настоял, чтобы я купила их после того, как он получил почётную докторскую степень от Университета Глазго. Он тогда сказал мне: \enquote{Знаешь что, мам? Это первый выпускной вечер, на котором я побывал}\hspace{0.01in}}\endnote{Одним из главных источников для этой главы послужило интервью \enquote{Richard Stallman: High School Misfit, Symbol of Free Software, MacArthur-Certified Genius}, Michael Gross}.
В подобных репликах отражается заряд юмора, который жизненно необходим для воспитания вундеркинда. Можете быть уверены: на каждую известную историю об упрямстве и эксцентричности Столлмана, его мать может рассказать ещё дюжину.
В подобных репликах отражается заряд юмора, который жизненно необходим для воспитания вундеркинда. Можете быть уверены: на каждую известную историю об упрямстве и эксцентричности Столлмана, его мать может рассказать ещё дюжину.
[RMS: In this chapter, I have corrected statements about facts, including facts about my thoughts and feelings, and removed some gratuitous hostility in descriptions of events. I have preserved Williams' statements of his own impressions, except where noted.]
[РМС: В этой главе я исправил немало высказываний о моих мыслях и чувствах, и сгладил необоснованную враждебность в описании некоторых событий. Высказывания Вильямса приведены в оригинальном виде, если не указано обратного.]
Ask anyone who's spent more than a minute in Richard Stallman's presence, and you'll get the same recollection: forget the long hair. Forget the quirky demeanor. The first thing you notice is the gaze. One look into Stallman's green eyes, and you know you're in the presence of a true believer.
Спросите любого, кто провёл в обществе Ричарда Столлмана больше минуты, и все они скажут вам примерно одно: забудьте оего длинных волосах, забудьте оего чудачествах, первое что вы заметите -- взгляд. Только раз посмотрите в его зелёные глаза, и поймёте, что видите перед собой настоящего адепта.
To call the Stallman gaze intense is an understatement. Stallman's eyes don't just look at you; they look through you. Even when your own eyes momentarily shift away out of simple primate politeness, Stallman's eyes remain locked-in, sizzling away at the side of your head like twin photon beams.
Назвать Столлмана одержимым -- преуменьшение. Он не смотрит на вас, он смотрит сквозь вас. Когда вы отводите взгляд из чувства такта, глаза Столлмана начинают жечь вашу голову подобно двум лазерным лучам.
Maybe that's why most writers, when describing Stallman, tend to go for the religious angle. In a 1998 \textit{Salon.com} article titled ``The Saint of Free Software,'' Andrew Leonard describes Stallman's green eyes as ``radiating the power of an Old Testament prophet.''\endnote{See Andrew Leonard, ``The Saint of Free Software,''\textit{Salon.com} (August 1998), \url{http://www.salon.com/21st/feature/1998/08/cov_31feature.html}.} A 1999 \textit{Wired} magazine article describes the Stallman beard as ``Rasputin-like,''\endnote{See Leander Kahney, ``Linux's Forgotten Man,''\textit{Wired News} (March 5, 1999), \url{http://www.wired.com/news/print/0,1294,18291,00.html}.} while a \textit{London Guardian} profile describes the Stallman smile as the smile of ``a disciple seeing Jesus.''\endnote{See ``Programmer on moral high ground; Free software is a moral issue for Richard Stallman believes in freedom and free software,''\textit{London Guardian} (November 6, 1999), \url{http://www.guardian.co.uk/uk/1999/nov/06/andrewbrown}.
Наверное, поэтому большинство авторов описывают Столлмана в религиозной стилистике. В статье на \textit{Salon.com} за 1998 год под заголовком \enquote{Святитель свободного ПО} Эндрю Леонард называет зелёные глаза Столлмана \enquote{излучающими силу ветхозаветного пророка}\endnote{Andrew Leonard, \enquote{The Saint of Free Software,}\textit{Salon.com} (August 1998)}. Статья 1999 года в журнале \textit{Wired} утверждает, что борода Столлмана делает его\enquote{похожим на Распутина}.\endnote{See Leander Kahney, \enquote{Linux's Forgotten Man,}\textit{Wired News} (March 5, 1999)}. А в Столлмановском досье \textit{London Guardian}его улыбка названа \enquote{улыбкой апостола после встречи с Иисусом}\endnote{\enquote{Programmer on moral high ground; Free software is a moral issue for Richard Stallman believes in freedom and free software,}\textit{London Guardian} (November 6, 1999), \url{http://www.guardian.co.uk/uk/1999/nov/06/andrewbrown}.
These are just a small sampling of the religious comparisons. To date, the most extreme comparison has to go to Linus Torvalds, who, in his autobiography -- see Linus Torvalds and David Diamond, \textit{Just For Fun: The Story of an Accidental Revolutionary} (HarperCollins Publishers, Inc., 2001): 58 -- writes, ``Richard Stallman is the God of Free Software.''
Это далеко не все сравнения в религиозном ключе. На сегодняшний день самое радикальное сравнение подобного рода сделал Линус Торвальдс в своей автобиографии \enquote{Просто удовольствия ради: Рассказ нечаянного революционера} (\textit{Just For Fun: The Story of an Accidental Revolutionary} (HarperCollins Publishers, Inc., 2001): 58). Он сказал коротко и ясно: \enquote{Ричард Столлман это бог свободного ПО}.
Honorable mention goes to Larry Lessig, who, in a footnote description of Stallman in his book -- see Larry Lessig, \textit{The Future of Ideas} (Random House, 2001): 270 -- likens Stallman to Moses:
Ларри Лессиг в своей книге \enquote{Будущее идей} (\textit{The Future of Ideas} (Random House, 2001): 270) проводит параллели между Столлманом и Моисеем:
\begin{quote}
\begin{quote}
\ldotsas with Moses, it was another leader, Linus Torvalds, who finally carried the movement into the promised land by facilitating the development of the final part of the OS puzzle. Like Moses, too, Stallman is both respected and reviled by allies within the movement. He is [an] unforgiving, and hence for many inspiring, leader of a critically important aspect of modern culture. I have deep respect for the principle and commitment of this extraordinary individual, though I also have great respect for those who are courageous enough to question his thinking and then sustain his wrath.
\ldotsКак и в случае с Моисеем, был другой лидер, Линус Торвальдс, который довёл до конца переход в земли обетованные, разработав последнюю деталь в конструкторе операционной системы. Как и Моисей, Столлман познал преданность и предательство среди своих последователей. Он не идёт на компромиссы и не прощает, чем вдохновляет многих. Он создал и возглавляет очень важную часть современной культуры. Я безмерно уважаю твёрдость, упорство и принципиальность этого человека, хотя также не могу не уважать и тех, кому хватает смелости критиковать идеи Столлмана и этим навлекать на себя его гнев.
\end{quote}
\end{quote}
In a final interview with Stallman, I asked him his thoughts about the religious comparisons. ``Some people do compare me with an Old Testament prophet, and the reason is Old Testament prophets said certain social practices were wrong. They wouldn't compromise on moral issues. They couldn't be bought off, and they were usually treated with contempt.''}
В последнем интервью я спросил Столлмана, что он думает об этой религиозной окраске его личности и дел. \enquote{Некоторые сравнивают меня с ветхозаветным пророком, потому что пророки эти объявляли плохими и неправильными какие-то обычаи, законы, общественные нормы. Они были бескомпромиссны в моральных вопросах. От них невозможно было откупиться, и за это их презирали}.}
Such analogies serve a purpose, but they ultimately fall short. That's because they fail to take into account the vulnerable side of the Stallman persona. Watch the Stallman gaze for an extended period of time, and you will begin to notice a subtle change. What appears at first to be an attempt to intimidate or hypnotize reveals itself upon second and third viewing as a frustrated attempt to build and maintain contact. If his personality has a touch or ``shadow'' of autism or Asperger's Syndrome, a possibility that Stallman has entertained from time to time, his eyes certainly confirm the diagnosis. Even at their most high-beam level of intensity, they have a tendency to grow cloudy and distant, like the eyes of a wounded animal preparing to give up the ghost.
Такие аналогии впечатляют, но не соответствуют действительности. Они рисуют какое-то недосягаемое, сверхъестественное существо, тогда как реальный Столлман уязвим, как и все люди. Понаблюдайте за его глазами некоторое время, и вы поймёте: Ричард не гипнотизировал вас и не сверлил взглядом, он пытался наладить зрительный контакт. Так проявляется синдром Аспергера, тень которого лежит на психике Столлмана. Ричарду трудно взаимодействовать с людьми, он не ощущает контакта, в общении ему приходится опираться на теоретические умозаключения, а не на чувства. Ещё один признак -- периодические погружения в себя. Глаза Столлмана даже при ярком свете могут остановиться и поблекнуть, как у раненого животного, что вот-вот испустит дух.
My own first encounter with the legendary Stallman gaze dates back to the March, 1999, LinuxWorld Convention and Expo in San Jose, California. Billed as a ``coming out party'' for the ``Linux'' software community, the convention also stands out as the event that reintroduced Stallman to the technology media. Determined to push for his proper share of credit, Stallman used the event to instruct spectators and reporters alike on the history of the GNU Project and the project's overt political objectives.
Впервые я столкнулся с этим странным взглядом Столлмана в марте 1999 года, на \enquote{LinuxWorld Conference and Expo } в Сан-Хосе. Это была конференция для людей и компаний, связанных со свободным программным обеспечением, своеобразный \enquote{вечер признания}. Был вечер таковым и для Столлмана -- он решил принять самое активное участие, донести до журналистов и широкой публики историю проекта GNU и его идеологию.
As a reporter sent to cover the event, I received my own Stallman tutorial during a press conference announcing the release of GNOME 1.0, a free software graphic user interface. Unwittingly, I push an entire bank of hot buttons when I throw out my very first question to Stallman himself: ``Do you think GNOME's maturity will affect the commercial popularity of the Linux operating system?''
Тогда я впервые получил руководство по обращению со Столлманом, причём невольно. Это случилось на пресс-конференции, посвящённой выходу GNOME 1.0, свободной графической среды рабочего стола. Сам того не подозревая, я нажал на горячие клавиши взвинчивания Столлмана, просто спросив: \enquote{Как вы думаете, зрелость GNOME повлияет на коммерческий успех операционной системы Linux?}
``I ask that you please stop calling the operating system Linux,'' Stallman responds, eyes immediately zeroing in on mine. ``The Linux kernel is just a small part of the operating system. Many of the software programs that make up the operating system you call Linux were not developed by Linus Torvalds at all. They were created by GNU Project volunteers, putting in their own personal time so that users might have a free operating system like the one we have today. To not acknowledge the contribution of those programmers is both impolite and a misrepresentation of history. That's why I ask that when you refer to the operating system, please call it by its proper name, GNU/Linux.''
\enquote{Прошу вас прекратить называть операционную систему просто Линуксом, -- ответил Столлман, немедленно уперев свой взгляд в меня, -- ядро Linux это только малая часть операционной системы. Многие утилиты и приложения, из которых состоит операционная система, которую вы называете просто Линуксом, были разработаны не Торвальдсом, а добровольцами проекта GNU. Они потратили своё личное время, чтобы у людей была свободная операционная система. Невежливо и невежественно пренебрегать вкладом этих людей. Поэтому я прошу: когда вы говорите об операционной системе, называйте её GNU/Linux, пожалуйста}.
Taking the words down in my reporter's notebook, I notice an eerie silence in the crowded room. When I finally look up, I find Stallman's unblinking eyes waiting for me. Timidly, a second reporter throws out a question, making sure to use the term ``GNU/Linux'' instead of Linux. Miguel de Icaza, leader of the GNOME project, fields the question. It isn't until halfway through de Icaza's answer, however, that Stallman's eyes finally unlock from mine. As soon as they do, a mild shiver rolls down my back. When Stallman starts lecturing another reporter over a perceived error in diction, I feel a guilty tinge of relief. At least he isn't looking at me, I tell myself.
Записав эту тираду в свой репортёрский блокнот, я поднял глаза и обнаружил, что Столлман сверлит меня немигающим взглядом среди звенящей тишины. Неуверенно раздался вопрос другого журналиста -- в этом вопросе, конечно, прозвучало уже \enquote{GNU/Linux}, а не просто \enquote{Linux}. Отвечать стал Мигель де Иказа, лидер проекта GNOME, и только в середине его ответа Столлман, наконец, отвёл взгляд, и по спине у меня пробежала дрожь облегчения. Когда Столлман отчитывает кого-то ещё за ошибку в названии системы, радуешься, что он смотрит не на тебя.
For Stallman, such face-to-face moments would serve their purpose. By the end of the first LinuxWorld show, most reporters know better than to use the term ``Linux'' in his presence, and Wired.com is running a story comparing Stallman to a pre-Stalinist revolutionary erased from the history books by hackers and entrepreneurs eager to downplay the GNU Project's overly political objectives.\endnote{See Leander Kahney (1999).} Other articles follow, and while few reporters call the operating system GNU/Linux in print, most are quick to credit Stallman for launching the drive to build a free software operating system 15 years before.
Тирады Столлмана дают результат: многие журналисты перестают называть операционную систему просто Линуксом. Для Столлмана отчитывать людей за опускание GNU в названии системы -- не более, чем практичный способ напомнить о ценности проекта GNU. В итоге Wired.com в своей статье сравнивает Ричарда с ленинским большевиком-революционером, которого потом стёрли из истории вместе сего делами. Так же и компьютерная индустрия, особенно в лице некоторых компаний, старается преуменьшить значение GNU и его философии. Потом последовали другие статьи, и хотя немногие журналисты на письме называют систему GNU/Linux, большинство из них всё-таки отдают должное Столлману за создание свободного программного обеспечения.
I won't meet Stallman again for another 17 months. During the interim, Stallman will revisit Silicon Valley once more for the August, 1999 LinuxWorld show. Although not invited to speak, Stallman does manage to deliver the event's best line. Accepting the show's Linus Torvalds Award for Community Service -- an award named after Linux creator Linus Torvalds -- on behalf of the Free Software Foundation, Stallman wisecracks, ``Giving the Linus Torvalds Award to the Free Software Foundation is a bit like giving the Han Solo Award to the Rebel Alliance.''
После этого я не встречал Столлмана почти 17 месяцев. За это время он ещё раз побывал в Кремниевой долине на августовском шоу LinuxWorld 1999 года, и без всяких официальных выступлений украсил мероприятие своим присутствием. Принимая от лица Фонда свободного софта премию имени Линуса Торвальдса за работу на благо общества, Столлман остроумно заметил: \enquote{Награждать Фонд свободного ПО премией имени Линуса Торвальдса это как награждать Повстанческий альянс премией имени Хана Соло}.
This time around, however, the comments fail to make much of a media dent. Midway through the week, Red Hat, Inc., a prominent GNU/Linux vendor, goes public. The news merely confirms what many reporters such as myself already suspect: ``Linux'' has become a Wall Street buzzword, much like ``e-commerce'' and ``dot-com'' before it. With the stock market approaching the Y2K rollover like a hyperbola approaching its vertical asymptote, all talk of free software or open source as a political phenomenon falls by the wayside.
Но в этот раз слова Ричарда не наделали шума в СМИ. В середине недели компания Red Hat, крупный производитель программного обеспечения, связанного с GNU/Linux, становилась публичной через размещение акций на бирже. Эта новость подтверждала то, о чём раньше лишь подозревали: \enquote{Linux} становился модным словечком на Уолл-стрит, какими до этого были \enquote{электронная коммерция} и \enquote{дотком}. Фондовый рынк близился к максимуму, и потому все политические темы вокруг свободного софта и открытого кода отошли на второй план.
Maybe that's why, when LinuxWorld follows up its first two shows with a third LinuxWorld show in August, 2000, Stallman is conspicuously absent.
Может быть, поэтому на третьем LinuxWorld в 2000 году Столлмана уже не было. И вскоре после этого я во второй раз встретился с Ричардом и его коронным пронзительным взглядом. Я услышал, что он собирается в Кремниевую долину, и пригласил его на интервью в Пало-Альто. Выбор места придавал интервью нотку иронии -- за исключением Редмонда, немногие города США могут более красноречиво, чем Пало-Альто, подтвердить экономическую ценность собственнического ПО. Любопытно было посмотреть, как Столлман сего непримиримой войной против эгоизма и алчности будет держать себя в городе, где жалкий гараж стоит не меньше 500 тысяч долларов.
My second encounter with Stallman and his trademark gaze comes shortly after that third LinuxWorld show. Hearing that Stallman is going to be in Silicon Valley, I set up a lunch interview in Palo Alto, California. The meeting place seems ironic, not only because of his absence from the show but also because of the overall backdrop. Outside of Redmond, Washington, few cities offer a more direct testament to the economic value of proprietary software. Curious to see how Stallman, a man who has spent the better part of his life railing against our culture's predilection toward greed and selfishness, is coping in a city where even garage-sized bungalows run in the half-million-dollar price range, I make the drive down from Oakland.
Следуя указаниям Столлмана, я добираюсь до штаб-квартиры Art.net, некоммерческого \enquote{виртуального объединения художников}. Эта штаб-квартира -- чуть подлатанная хибара за живой изгородью на северном краю города. Вот так неожиданно картина \enquote{Столлман в сердце Кремниевой долины} теряет весь сюрреализм.
I follow the directions Stallman has given me, until I reach the headquarters of Art.net, a nonprofit ``virtual artists collective.'' Located in a hedge-shrouded house in the northern corner of the city, the Art.net headquarters are refreshingly run-down. Suddenly, the idea of Stallman lurking in the heart of Silicon Valley doesn't seem so strange after all.
Столлмана я нахожу в тёмной комнате, он сидит за ноутбуком и настукивает по клавишам. Как только я вхожу, он встречает меня своими 200-ваттными зелёными лазерами, но при этом вполне умиротворённо приветствует меня, и я приветствую его в ответ. Ричард опускает глаза обратно на экран ноутбука.
I find Stallman sitting in a darkened room, tapping away on his gray laptop computer. He looks up as soon as I enter the room, giving me a full blast of his 200-watt gaze. When he offers a soothing ``Hello,'' I offer a return greeting. Before the words come out, however, his eyes have already shifted back to the laptop screen.
\enquote{Закончил сейчас писать статью о хакерском духе, -- говорит он, стуча клавишами, и предлагает, -- взгляни}.
``I'm just finishing an article on the spirit of hacking,'' Stallman says, fingers still tapping. ``Take a look.''
Я смотрю. В комнате сумрачно, экран залит чёрным цветом, и на этом фоне выстроились ряды светло-зелёных букв. Очень непривычно для глаз, пришлось ждать, пока они смогут читать текст. Статья рассказывает о том, как Столлман пошёл однажды в корейский ресторан, и официант положил перед ним целых шесть палочек вместо двух. Ричард стал изучать других посетителей и понял, что все они пользуются только двумя палочками, не обращая внимания на остальные. Но склад ума Столлмана не позволил ему просто взять и начать есть, он увидел в этом задачу: найти интересную комбинацию использования всех доступных палочек с заказанными блюдами. Это суть хакерского мышления, и как всякий программный хак, решение с палочками может оказаться эффективным и в то же время диким.
I take a look. The room is dimly lit, and the text appears as greenish-white letters on a black background, a reversal of the color scheme used by most desktop word-processing programs, so it takes my eyes a moment to adjust. When they do, I find myself reading Stallman's account of a recent meal at a Korean restaurant. Before the meal, Stallman makes an interesting discovery: the person setting the table has left six chopsticks instead of the usual two in front of Stallman's place setting. Where most restaurant goers would have ignored the redundant pairs, Stallman takes it as challenge: find a way to use all six chopsticks at once. Like many software hacks, the successful solution is both clever and silly at the same time. Hence Stallman's decision to use it as an illustration.
Читая статью, я чувствую, что Столлман смотрит на меня. Поворачиваю голову и вижу -- на его лице творческой гордостью светится почти детская улыбка. На мои похвалы Ричард едва бровью повёл.
As I read the story, I feel Stallman watching me intently. I look over to notice a proud but child-like half smile on his face. When I praise the essay, my comment barely merits a raised eyebrow.
\enquote{Ещё минуту, и буду готов}, -- говорит он.
``I'll be ready to go in a moment,'' he says.
И снова набирает что-то на ноутбуке. Это серый, угловатый ноутбук, точно не из разряда тех новеньких прилизанных ноутов, что были у каждого программиста на последнем LinuxWorld. Поверх клавиш лежит подключаемая клавиатура меньших размеров, более удобная для усталых рук Ричарда. Ещё в середине 90-х годов боли в руках стали такими сильными, что Столлману пришлось нанять машинистку. Сейчас он просто использует специальные клавиатуры, на которых очень легко нажимать кнопки.
Stallman goes back to tapping away at his laptop. The laptop is gray and boxy, not like the sleek, modern laptops that seemed to be a programmer favorite at the recent LinuxWorld show. Above the keyboard rides a smaller, lighter keyboard, a testament to Stallman's aging hands. During the mid 1990s, the pain in Stallman's hands became so unbearable that he had to hire a typist. Today, Stallman relies on a keyboard whose keys require less pressure than a typical computer keyboard.
У Столлмана есть способность полностью уходить в себя во время работы. Наблюдая за тем, как его глаза неотрывно смотрят в экран, а пальцы бегают по клавишам, можно поймать себя на ощущении, что это увлечённо общаются близкие друзья.
Stallman has a tendency to block out all external stimuli while working. Watching his eyes lock onto the screen and his fingers dance, one quickly gets the sense of two old friends locked in deep conversation.
Ричард заканчивает работу несколькими громкими щелчками клавиш и начинает разбирать ноутбук для переноски.
The session ends with a few loud keystrokes and the slow disassembly of the laptop.
\enquote{Перекусим?} -- спрашивает он.
``Ready for lunch?'' Stallman asks.
Мы идём к машине. Столлман прихрамывает, оберегая больную лодыжку, и жалуется, что 3 года назад потянул сухожилие, причём так неудачно, что пришлось даже бросить свои любимые народные танцы. \enquote{Я люблю танцевать, и теперь мне тяжело обходиться без этого. Для меня это настоящая трагедия}, -- вздыхает Ричард.
We walk to my car. Pleading a sore ankle, Stallman limps along slowly. Stallman blames the injury on a tendon in his left foot. The injury is three years old and has gotten so bad that Stallman, a huge fan of folk dancing, has been forced to give up all dancing activities. ``I love folk dancing intensely,'' Stallman laments. ``Not being able to dance has been a tragedy for me.''
Тело Столлмана молча подтверждает его слова. Без физической активности оно раздалось, оплыло лишним весом на щеках и животе, потеряв ту стройность, что была ещё год назад. Этот груз тяжёл для Ричарда, он даже изгибает спину при ходьбе, как беременная женщина.
Stallman's body bears witness to the tragedy. Lack of exercise has left Stallman with swollen cheeks and a pot belly that was much less visible the year before. You can tell the weight gain has been dramatic, because when Stallman walks, he arches his back like a pregnant woman trying to accommodate an unfamiliar load.
Наше \enquote{путешествие} к машине замедляется не только из-за этого -- Столлман ещё и нюхает каждый цветок, который встретит. Заметив особенно красивый цветок, он наклоняется и глубоко вдыхает, потом отступает назад с довольным выдохом.
The walk is further slowed by Stallman's willingness to stop and smell the roses, literally. Spotting a particularly beautiful blossom, he strokes the innermost petals against his nose, takes a deep sniff, and steps back with a contented sigh.
\enquote{М-м-м, ринофитофилия}, -- произносит он, держась за спину. \endnote{Сначала я думал, что Столлман озвучил название цветка на латыни, и только через несколько месяцев узнал, что \textit{ринофитофилией} Ричард в шутку назвал своё наслаждение от сования носа в цветы, проведя параллель с сексуальными отклонениями. Ещё один забавный случай с цветами можно найти здесь: \url{http://www.stallman.org/articles/texas.html}}.
``Mmm, rhinophytophilia,'' he says, rubbing his back.\endnote{At the time, I thought Stallman was referring to the flower's scientific name. Months later, I would learn that \textit{rhinophytophilia} was in fact a humorous reference to the activity -- i.e., Stallman's sticking his nose into a flower and enjoying the moment -- presenting it as the kinky practice of nasal sex with plants. For another humorous Stallman flower incident, visit: \url{http://www.stallman.org/articles/texas.html}.}
До ресторана мы едем не больше 3 минут. По совету Тима Нея, бывшего исполнительного директора Фонда свободного ПО, я оставляю выбор ресторана за Ричардом. Если во многих аспектах жизни Столлман почти аскет, то в еде -- настоящий гедонист. Ему нравится ездить по всему миру и продвигать свободное ПО ещё и потому, что так можно перепробовать уйму вкусных блюд со всего мира. \enquote{Прилетите в почти любой крупнейший город мира, и Ричард, скорее всего, будет знать, куда стоит пойти поесть, -- говорил мне Ней, -- будет знать что у них в меню, и наверняка закажет еды на весь стол}.
The drive to the restaurant takes less than three minutes. Upon recommendation from Tim Ney, former executive director of the Free Software Foundation, I have let Stallman choose the restaurant. While some reporters zero in on Stallman's monk-like lifestyle, the truth is, Stallman is a committed epicure when it comes to food. One of the fringe benefits of being a traveling missionary for the free software cause is the ability to sample delicious food from around the world. ``Visit almost any major city in the world, and chances are Richard knows the best restaurant in town,'' says Ney. ``Richard also takes great pride in knowing what's on the menu and ordering for the entire the table.'' (If they are willing, that is.)
Сейчас Ричард выбрал кантонский ресторан димсам в 2 кварталах от Университетской авеню, главной улицы Пало-Альто. На этот вариант Столлмана сподвигла недавняя поездка в Китай и Гонконг, а также нелюбовь к острой хунаньской и сычуаньской кухне. \enquote{Я не любитель острых приправ}, -- признаётся Столлман.
For today's meal, Stallman has chosen a Cantonese-style dim sum restaurant two blocks off University Avenue, Palo Alto's main drag. The choice is partially inspired by Stallman's recent visit to China, including a stop in Hong Kong, in addition to Stallman's personal aversion to spicier Hunanese and Szechuan cuisine. ``I'm not a big fan of spicy,'' Stallman admits.
Мы приезжаем в 12 часу дня, и нас просят подождать снаружи 20 минут. Зная, как хакеры не любят терять время, я готовлюсь к тому, что Столлман рассердится или расстроится, но он совершенно спокоен.
We arrive a few minutes after 11 a.m. and find ourselves already subject to a 20-minute wait. Given the hacker aversion to lost time, I hold my breath momentarily, fearing an outburst. Stallman, contrary to expectations, takes the news in stride.
\enquote{Плохо, что нас только двое, -- говорит он, -- есть в большой компании всегда веселее}.
``It's too bad we couldn't have found somebody else to join us,'' he tells me. ``It's always more fun to eat with a group of people.''
Пока мы ждём, Ричард пробует сделать несколько танцевальных па. Его движения осторожные, но точные и уверенные. Потом мы обсуждаем новости. Столлман сожалеет, что не поехал на последний LinuxWorld, потому что неплохо было бы поучаствовать в конференции, на которой объявили о создании фонда проекта GNOME. Поддержка этого фонда компаниями Sun Microsystems и IBM доказывает правоту Столлмана, когда он говорил, что свободное ПО и свободный рынок не исключают друг друга. Впрочем, он находит в этой новости и поводы для недовольства.
During the wait, Stallman practices a few dance steps. His moves are tentative but skilled. We discuss current events. Stallman says his only regret about not attending LinuxWorld was missing out on a press conference announcing the launch of the GNOME Foundation. Backed by Sun Microsystems and IBM, the foundation is in many ways a vindication for Stallman, who has long championed that free software and free-market economics need not be mutually exclusive. Nevertheless, Stallman remains dissatisfied by the message that came out.
\enquote{Компании только и говорили, что о Линуксе, без всякого упоминания проекта GNU}, -- сетует Ричард.
``The way it was presented, the companies were talking about Linux with no mention of the GNU Project at all,'' Stallman says.
А вот своими недавними поездками по развивающимся странам Столлман полностью доволен. Достаточно посмотреть на маршрут этих передвижений, чтобы понять, насколько популярным стал свободный софт в 2000 году. Из последних 115 дней Ричард лишь 12 дней пробыл в США, остальное время он колесил по Индии, Китаю и Бразилии. Эти разъезды дали отличную возможность оценить, как философия свободного ПО ложится на языки и культуры разных стран.
Such disappointments merely contrast the warm response coming from overseas, especially Asia, Stallman notes. A quick glance at the Stallman 2000 travel itinerary bespeaks the growing popularity of the free software message. Between recent visits to India, China, and Brazil, Stallman has spent 12 of the last 115 days on United States soil. His travels have given him an opportunity to see how the free software concept translates into different languages of cultures.
\enquote{В Индии многих людей заинтересовывает свободный софт, они сразу видят в нём способ построить собственную информационную инфраструктуру без огромных капиталовложений, -- рассказывает Столлман. -- В Китае заинтересовать людей труднее. Трудно было сравнивать свободное ПО со свободой слова в стране, где нет свободы слова. Но те, кто там интересуются свободным софтом -- интересуются очень сильно}.
``In India many people are interested in free software, because they see it as a way to build their computing infrastructure without spending a lot of money,'' Stallman says. ``In China, the concept has been much slower to catch on. Comparing free software to free speech is harder to do when you don't have any free speech. Still, the level of interest in free software during my last visit was profound.''
Разговор переходит на компанию Napster, производителя ПО из Сан-Матео, которая в последнее время стала настоящей медийной звездой. Она продаёт спорный программный продукт, который образует децентрализованную одноранговую сеть любителей музыки. Любой пользователь этой сети может посмотреть MP3-файлы любого другого пользователя и скопировать их себе на компьютер без всякой платы, что ужасно огорчает и злит звукозаписывающие компании.
The conversation shifts to Napster, the San Mateo, California software company, which has become something of a media cause célèbre in recent months. The company markets a controversial software tool that lets music fans browse and copy the music files of other music fans. Thanks to the magnifying powers of the Internet, this so-called ``peer-to-peer'' program has evolved into a de facto online jukebox, giving ordinary music fans a way to listen to MP3 music files over the computer without paying a royalty or fee, much to record companies' chagrin.
Программа Napster закрыта и несвободна, но использует философскую концепцию Столлмана, которая гласит: когда продукт переходит в цифровую форму и его копирование больше не требует материала или труда, то больше невозможно сдерживать естественную человеческую потребность делиться с ближним. И компания Napster использовала эту потребность, чтобы завоевать популярность среди пользователей, после чего монетизировала сопутствующие сервисы своей сети.
Although based on proprietary software, the Napster system draws inspiration from the long-held Stallman contention that once a work enters the digital realm -- in other words, once making a copy is less a matter of duplicating sounds or duplicating atoms and more a matter of duplicating information -- the natural human impulse to share a work becomes harder to restrict. Rather than impose additional restrictions, Napster execs have decided to take advantage of the impulse. Giving music listeners a central place to trade music files, the company has gambled on its ability to steer the resulting user traffic toward other commercial opportunities.
Неожиданный успех Napster озадачил и испугал традиционные звукозаписывающие компании, и им действительно было чего бояться. За несколько дней до нашей со Столлманом встречи в Пало-Альто судья окружного суда Мэрилин Патель удовлетворила ходатайство Американской звукозаписывающей ассоциации (RIAA), запретив Napster. Спустя некоторое время этот запрет был приостановлен Девятым окружным апелляционным судом США, но в начале 2001 года этот же суд признал компанию Napster нарушителем авторских прав. \endnote{Источник: Cecily Barnes and Scott Ard, \enquote{Court Grants Stay of Napster Injunction,}\textit{News.com} (July 28, 2000)}. Это решение представитель RIAA Хиллари Розен объявила \enquote{чистой победой творческого сообщества и легального онлайн-рынка}.\endnote{\enquote{A Clear Victory for Recording Industry in Napster Case,} RIAA (February 12, 2001)}.
The sudden success of the Napster model has put the fear in traditional record companies, with good reason. Just days before my Palo Alto meeting with Stallman, U.S. District Court Judge Marilyn Patel granted a request filed by the Recording Industry Association of America for an injunction against the file-sharing service. The injunction was subsequently suspended by the U.S. Ninth District Court of Appeals, but by early 2001, the Court of Appeals, too, would find the San Mateo-based company in breach of copyright law,\endnote{See Cecily Barnes and Scott Ard, ``Court Grants Stay of Napster Injunction,'' \textit{News.com} (July 28, 2000), \url{http://news.cnet.com/news/0-1005-200-2376465.html}.} a decision RIAA spokesperson Hillary Rosen would later proclaim a ``clear victory for the creative content community and the legitimate online marketplace.''\endnote{See ``A Clear Victory for Recording Industry in Napster Case,'' RIAA press release (February 12, 2001), \url{http://www.riaa.com/PR_story.cfm?id=372}.}
У хакеров вроде Столлмана бизнес-модель Napster вызывает множество вопросов и претензий. Компания пылко продвигает старый хакерский принцип общественного владения информацией и безграничного распространения файлов, но делает это с использованием несвободной программы, что вызывает смешанные чувства. Столлман, будучи известным блюстителем точности и продуманности высказываний, очень сдержанно отзывается о Napster. Например, он говорит о парочке интересных социальных явлений, связанных с этой программой.
For hackers such as Stallman, the Napster business model is troublesome in different ways. The company's eagerness to appropriate time-worn hacker principles such as file sharing and communal information ownership, while at the same time selling a service based on proprietary software, sends a distressing mixed message. As a person who already has a hard enough time getting his own carefully articulated message into the media stream, Stallman is understandably reticent when it comes to speaking out about the company. Still, Stallman does admit to learning a thing or two from the social side of the Napster phenomenon.
\enquote{До появления Napster я считал, что людям хватает частного, индивидуального обмена развлекательными продуктами, -- говорит Столлман, -- но огромная популярность Napster показывает, что очень важна возможность делиться такими продуктами не только с отдельными близкими, но и с очень широким кругом неопределённых лиц. И эту возможность нельзя отнимать у людей}.
``Before Napster, I thought it might be [sufficient] for people to privately redistribute works of entertainment,'' Stallman says. ``The number of people who find Napster useful, however, tells me that the right to redistribute copies not only on a neighbor-to-neighbor basis, but to the public at large, is essential and therefore may not be taken away.''
Ричард ещё говорит, когда двери ресторана распахиваются, и хозяин приглашает нас войти. Через минуту мы сидим в углу зала рядом с зеркалом во всю стену.
No sooner does Stallman say this than the door to the restaurant swings open and we are invited back inside by the host. Within a few seconds, we are seated in a side corner of the restaurant next to a large mirrored wall.
Столлман быстро просматривает меню и делает выбор ещё до того, как нам приносят воду. \enquote{Обжаренный во фритюре рулет из креветок, покрытый соевым творогом, -- зачитывает он, -- оболочка из соевого творога -- это может быть интересным. Думаю, нам стоит это попробовать}.
The restaurant's menu doubles as an order form, and Stallman is quickly checking off boxes before the host has even brought water to the table. ``Deep-fried shrimp roll wrapped in bean-curd skin,'' Stallman reads. ``Bean-curd skin. It offers such an interesting texture. I think we should get it.''
Так начинается обсуждение китайской кухни и недавней поездки Ричарда в Китай. \enquote{Китайские блюда очень изысканные, -- рассказывает Столлман, и в его голосе впервые за всё утро звучит воодушевление, -- там используется очень много всего, чего не найдёшь в США -- всякие местечковые грибы и овощи. Я даже начал записывать, что китайцы едят, до того это интересно}.
This comment leads to an impromptu discussion of Chinese food and Stallman's recent visit to China. ``The food in China is utterly exquisite,'' Stallman says, his voice gaining an edge of emotion for the first time this morning. ``So many different things that I've never seen in the U.S., local things made from local mushrooms and local vegetables. It got to the point where I started keeping a journal just to keep track of every wonderful meal.''
Потом мы переходим к корейской кухне. В июне 2000 года Столлман наведался в Южную Корею. Его прибытие наделало шуму в местных СМИ, потому что в то же время там проходил визит Билла Гейтса, основателя и главы Microsoft. Ричард говорит, что местная еда по принесённому удовольствию стоит на втором месте в той поездке. Первое место осталось, конечно, за огромной фотографией его самого в главной сеульской газете. Фотографию эту поместили на первую полосу перед фотографией Билла Гейтса.
The conversation segues into a discussion of Korean cuisine. During the same June, 2000, Asian tour, Stallman paid a visit to South Korea. His arrival ignited a mini-firestorm in the local media thanks to a Korean software conference attended by Microsoft founder and chairman Bill Gates that same week. Next to getting his photo above Gates's photo on the front page of the top Seoul newspaper, Stallman says the best thing about the trip was the food. ``I had a bowl of naeng myun, which is cold noodles,'' says Stallman. ``These were a very interesting feeling noodle. Most places don't use quite the same kind of noodles for your naeng myun, so I can say with complete certainty that this was the most exquisite naeng myun I ever had.''
\enquote{Я пообедал чашкой холодной лапши наэн-мён, -- вспоминает Ричард, -- очень интересные ощущения. В большинстве мест не найти лапши такого сорта, как там, и такой изысканности -- тоже}.
The term ``exquisite'' is high praise coming from Stallman. I know this, because a few moments after listening to Stallman rhapsodize about naeng myun, I feel his laser-beam eyes singeing the top of my right shoulder.
Слово \enquote{изысканный} из уст Столлмана это очень высокая похвала. Я знаю это, потому что через несколько минут после восторгов Ричарда в адрес наэн-мён я чувствую, как его лазерные лучи опаливают мне верхушку правого плеча.
``There is the most exquisite woman sitting just behind you,'' Stallman says.
\enquote{За тобой сидит очень изысканная женщина}, -- говорит он.
I turn to look, catching a glimpse of a woman's back. The woman is young, somewhere in her mid-20s, and is wearing a white sequined dress. She and her male lunch companion are in the final stages of paying the check. When both get up from the table to leave the restaurant, I can tell without looking, because Stallman's eyes suddenly dim in intensity.
Я оглядываюсь мельком и вижу спину молодой девушки лет двадцати, одетой в белое с пайетками платье. Она и её спутник оплачивают заказ. Я не глядя могу точно сказать, когда они ушли -- глаза Ричарда в этот момент затуманиваются.
``Oh, no,'' he says. ``They're gone. And to think, I'll probably never even get to see her again.''
\enquote{Как жаль! -- вздыхает он, -- они ушли. Думаю, я вряд ли увижу её снова}.
After a brief sigh, Stallman recovers. The moment gives me a chance to discuss Stallman's reputation vis-à-vis the fairer sex. The reputation is a bit contradictory at times. A number of hackers report Stallman's predilection for greeting females with a kiss on the back of the hand.\endnote{See Mae Ling Mak, ``A Mae Ling Story'' (December 17, 1998), \url{http://crackmonkey.org/pipermai l/crackmonkey/1998-December/001777.html}.
Ричард ненадолго задумывается. Это очень хороший повод затронуть тему отношений Столлмана с противоположным полом. Сведения о них весьма противоречивы. Некоторые хакеры рассказывают, что Ричард приветствует женщин поцелуем руки. \endnote{Mae Ling Mak, \enquote{A Mae Ling Story} (December 17, 1998)}. Пока что Мэй -- единственная женщина, которая может это подтвердить, хотя я слышал об этой манере Столлмана и от других женщин. Мэй даже танцевала с ним на LinuxWorld в 1999 году, преодолев первоначальную неприязнь. 26 мая 2000 года в \textit{Salon.com} вышла статья, которая рисует Столлмана кем-то вроде ловеласа от мира хакеров. Пытаясь вывести связь между свободным софтом и свободной любовью, журналист Аннали Ньюиц излагает слова Ричарда: \enquote{Я верю в любовь, но не в моногамию}.\endnote{Annalee Newitz, \enquote{If Code is Free Why Not Me?}, \textit{Salon.com} (May 26, 2000)}
So far, Mak is the only person I've found willing to speak on the record in regard to this practice, although I've heard this from a few other female sources. Mak, despite expressing initial revulsion at it, later managed to put aside her misgivings and dance with Stallman at a 1999 LinuxWorld show.} A May 26, 2000 \textit{Salon.com} article, meanwhile, portrays Stallman as a bit of a hacker lothario. Documenting the free software-free love connection, reporter Annalee Newitz presents Stallman as rejecting traditional family values, telling her, ``I believe in love, but not monogamy.''\endnote{See Annalee Newitz, ``If Code is Free Why Not Me?'', \textit{Salon.com} (May 26, 2000), \url{http://www.salon.com/tech/feature/2000/05/26/free_love/print.html}.}
Столлман даже отвлекается от чтения меню, когда я поднимаю тему женщин. \enquote{Знаешь, многие мужчины, похоже, очень нуждаются в сексе, и в то же время относятся к женщинам с презрением, -- замечает он, -- даже к тем женщинам, с которыми встречаются или живут. Я никогда этого не понимал}.
Stallman lets his menu drop a little when I bring this up. ``Well, most men seem to want sex and seem to have a rather contemptuous attitude towards women,'' he says. ``Even women they're involved with. I can't understand it at all.''
Я вспоминаю, как в книге \enquote{Открытые исходники} 1999 года (\textit{Open Sources}) Столлман рассказывает, как хотел назвать ядро GNU именем подруги. Её звали Аликс, что прекрасно подходило под Unix-стиль именования операционных систем, сего обычаем выбирать слова с буквой \enquote{икс} на конце. Аликс была системным администратором и в шутку говорила друзьям: \enquote{Кто-то должен назвать ядро в честь меня}. Поэтому Столлман дал ядру название Alix, чтобы приятно удивить её, но главный разработчик ядра изменил название на Hurd. Впрочем, название Alix осталось у одной из подсистем ядра, и когда кто-то увидел это в дереве исходников и показал Аликс, она была растрогана. В дальнейшем мало-помалу все упоминания Alix потерялись при редактировании кода.\endnote{Richard Stallman, \enquote{The GNU Operating System and the Free Software Movement,}\textit{Open Sources} (O'Reilly \& Associates, Inc., 1999): 65.
I mention a passage from the 1999 book \textit{Open Sources} in which Stallman confesses to wanting to name the GNU kernel after a girlfriend at the time. The girlfriend's name was Alix, a name that fit perfectly with the Unix developer convention of putting an ``x'' at the end names of operating systems and kernels -- e.g., ``Linux.'' Alix was a Unix system administrator, and had suggested to her friends, ``Someone should name a kernel after me.'' So Stallman decided to name the GNU kernel ``Alix'' as a surprise for her. The kernel's main developer renamed the kernel ``Hurd,'' but retained the name ``Alix'' for part of it. One of Alix's friends noticed this part in a source snapshot and told her, and she was touched. A later redesign of the Hurd eliminated that part.\endnote{See Richard Stallman, ``The GNU Operating System and the Free Software Movement,'' \textit{Open Sources} (O'Reilly \& Associates, Inc., 1999): 65. [RMS: Williams interpreted this vignette as suggesting that I am a hopeless romantic, and that my efforts were meant to impress some as-yet-unidentified woman. No MIT hacker would believe this, since we learned quite young that most women wouldn't notice us, let alone love us, for our programming. We programmed because it was fascinating. Meanwhile, these events were only possible because I had a thoroughly identified girlfriend at the time. If I was a romantic, at the time I was neither a hopeless romantic nor a hopeful romantic, but rather temporarily a successful one.
[РМС: Вильямс преподносит эту историю так, будто я -- большой романтик, и будто я пытался произвести впечатление на случайную женщину. Ни один хакер из МТИ не поверил бы в эти домыслы, потому что все мы довольно рано поняли, что ни одна женщина нами не заинтересуется, не говоря уж о том, чтобы полюбить, учитывая нашу одержимость программированием. Эта история произошла только потому, что у меня в то время была девушка. Если я и был тогда романтиком, то не безнадёжным и не опытным, скорее -- временно успешным.
On the strength of that naive interpretation, Williams went on to compare me to Don Quijote.
На основании такой наивной интерпретации истории Вильямс сравнил меня с Дон-Кихотом.
For completeness' sake, here's a somewhat inarticulate quote from the first edition: ``I wasn't really trying to be romantic. It was more of a teasing thing. I mean, it was romantic, but it was also teasing, you know? It would have been a delightful surprise.'']}
Чтобы закрыть вопрос, я неточно процитирую первое издание: \enquote{На самом деле, я не пытался быть романтичным. Скорее, я хотел подразнить её. Ну то есть, это было немного романтично, но больше провокационно, понимаете? Получился классный прикол}.]}
For the first time all morning, Stallman smiles. I bring up the hand kissing. ``Yes, I do do that,'' Stallman says. ``I've found it's a way of offering some affection that a lot of women will enjoy. It's a chance to give some affection and to be appreciated for it.''
Ричард улыбается. Я поднимаю руку и целую её, имитируя его предполагаемую манеру приветствия женщин. \enquote{Да, я так делаю, -- говорит Столлман, -- я обнаружил, что этот способ выразить симпатию нравится многим женщинам. Для меня это неплохая возможность выразить тёплые чувства и получить благодарность в ответ}.
Affection is a thread that runs clear through Richard Stallman's life, and he is painfully candid about it whenquestions arise. ``There really hasn't been much affection in my life, except in my mind,'' he says. Still, the discussion quickly grows awkward. After a few one-word replies, Stallman finally lifts up his menu, cutting off the inquiry.
Любовь нитью проходит через всю жизнь Ричарда, и он до боли откровенен, когда отвечает на такие вопросы. \enquote{В моей жизни любовь не выходила за границы фантазии}, -- говорит он. Разговор становится неловким. Несколько раз ответив односложными репликами, Столлман снова погружается в изучение меню, отсекая таким образом дальнейшие расспросы.
When the food comes out, the conversation slaloms between the arriving courses. We discuss the oft-noted hacker affection for Chinese food, the weekly dinner runs into Boston's Chinatown district during Stallman's days as a staff programmer at the AI Lab, and the underlying logic of the Chinese language and its associated writing system. Each thrust on my part elicits a well-informed parry on Stallman's part.
Когда блюда в меню заканчиваются, мы уже разговариваем о том и о сём понемногу. Обсуждаем привязанность хакеров к китайской еде, их еженедельные набеги на Чайнатаун Бостона в бытность Столлмана программистом Лаборатории ИИ, обсуждаем логику китайского языка и его письменности. На каждую тему, что я предлагаю, Ричард откликается, как хорошо информированный человек.
``I heard some people speaking Shanghainese the last time I was in China,'' Stallman says. ``It was interesting to hear. It sounded quite different [from Mandarin]. I had them tell me some cognate words in Mandarin and Shanghainese. In some cases you can see the resemblance, but one question I was wondering about was whether tones would be similar. They're not. That's interesting to me, because there's a theory that the tones evolved from additional syllables that got lost and replaced. Their effect survives in the tone. If that's true, and I've seen claims that that happened within historic times, the dialects must have diverged before the loss of these final syllables.''
\enquote{Я слышал, как люди разговаривают на шанхайском диалекте, когда был в Китае, -- рассказывает он, -- это интересно было слышать. Звучит не так, как мандаринский. Я попросил их сказать несколько пар слов на шанхайском и мандаринском, чтобы сравнить произношение. Оказалось, что разница -- в тональностях. Это интересная штука, потому что есть теория, что тональности это рудименты дополнительных слогов, которые потерялись со временем. Если это правда, то получается, что китайские диалекты разошлись ещё до потери этих дополнительных слогов}.
The first dish, a plate of pan-fried turnip cakes, has arrived. Both Stallman and I take a moment to carve up the large rectangular cakes, which smell like boiled cabbage but taste like potato latkes fried in bacon.
Принесли первое блюдо -- тарелку с зажаристым пирогом из турнепса. Мы нарезаем его на большие прямоугольные пирожные, которые пахнут отварной капустой, но вкусом напоминают картофельные оладьи на жиру.
I decide to bring up the outcast issue again, wondering if Stallman's teenage years conditioned him to take unpopular stands, most notably his uphill battle since 1994 to get computer users and the media to replace the popular term ``Linux'' with ``GNU/Linux.''
Мне захотелось обсудить тему подросткового отчуждения Столлмана, спросить о возможном влиянии того периода на его нынешнюю довольно непопулярную непримиримость в некоторых вопросах, вроде названия операционной системы \enquote{GNU/Linux}.
``I believe [being an outcast] did help me [to avoid bowing to popular views],'' Stallman says, chewing on a dumpling. ``I have never understood what peer pressure does to other people. I think the reason is that I was so hopelessly rejected that for me, there wasn't anything to gain by trying to follow any of the fads. It wouldn't have made any difference. I'd still be just as rejected, so I didn't try.''
\enquote{Думаю, годы, которые я когда-то провёл на положении изгоя, помогают мне не прогибаться под всякие популярные взгляды и мнения, -- отвечает Столлман, -- я никогда не понимал, как люди могут идти на поводу моды, господствующих мнений, взглядов окружающих. Не понимал, как это всё давит на людей. Думаю, причина в том, что я был безнадёжно отвергнут обществом, и потому у меня не было нужды как-то подстраиваться под окружающих. Я от этого априори ничего бы не выиграл, так что и пытаться не стоило}.
Stallman points to his taste in music as a key example of his contrarian tendencies. As a teenager, when most of his high school classmates were listening to Motown and acid rock, Stallman preferred classical music. The memory leads to a rare humorous episode from Stallman's middle-school years. Following the Beatles' 1964 appearance on the Ed Sullivan Show, most of Stallman's classmates rushed out to purchase the latest Beatles albums and singles. Right then and there, Stallman says, he made a decision to boycott the Fab Four.
Ричард приводит в пример свои музыкальные вкусы, которые шли вразрез с любой модой. Подростком он слушал классическую музыку, тогда как его сверстники предпочитали эйсид-рок и популярных афроамериканских исполнителей. Он вспоминает об одном забавном случае тех лет. После того, как Битлз появились в 1964 году на шоу Эда Салливана, одноклассники Ричарда бросились скупать последние альбомы и синглы Битлов. Именно тогда Столлман объявил Великолепной четвёрке бойкот.
``I liked some of the pre-Beatles popular music,'' Stallman says. ``But I didn't like the Beatles. I especially disliked the wild way people reacted to them. It was like: who was going to have a Beatles assembly to adulate the Beatles the most?''
\enquote{Мне нравилась кое-какая популярная музыка до Битлов, -- говорит он, -- но вот Битлз мне совсем не нравились. Особенно мне не нравился ажиотаж вокруг них. Не хватало только организовать собрание, где каждый старался бы доказать, что он обожает Битлов сильнее, чем другие}.
When his Beatles boycott failed to take hold, Stallman looked for other ways to point out the herd-mentality of his peers. Stallman says he briefly considered putting together a rock band himself dedicated to satirizing the Liverpool group.
Бойкот, впрочем, не получился, и Столлман начал раздумывать о других способах высмеять стадное мышление своих сверстников. Какое-то время он даже хотел собрать собственную рок-группу, которая пародировала бы Ливерпульскую четвёрку.
``I wanted to call it Tokyo Rose and the Japanese Beetles.''
\enquote{Хотел назвать её так: Tokyo Rose and the Japanese Beetles}.
Given his current love for international folk music, I ask Stallman if he had a similar affinity for Bob Dylan and the other folk musicians of the early 1960s. Stallman shakes his head. ``I did like Peter, Paul and Mary,'' he says. ``That reminds me of a great filk.''
Помня оего любви к народной музыке разных стран мира, я спрашиваю, нравится ли ему Боб Дилан и другие фолк-музыканты ранних 60-х. Столлман кивает и говорит: \enquote{Peter, Paul and Mary -- да. Их музыка похожа на классный филк}.
When I ask for a definition of ``filk,'' Stallman explains that the term is used in science fiction fandom to refer to the writing of new lyrics for songs. (In recent decades, some filkers write melodies too.) Classic filks include ``On Top of Spaghetti,'' a rewrite of ``On Top of Old Smokey,'' and ``Yoda,'' filk-master ``Weird'' Al Yankovic's Star Wars-oriented rendition of the Kinks tune, ``Lola.''
Я не понимаю, что такое филк, и Ричард объясняет: так называется фольклорная музыка от научно-фантастическом фандома. Классические примеры: \enquote{На вершине спагетти} -- переделанная песня \enquote{На вершине Старого Смоки}, и \enquote{Йода} -- переделка \enquote{Лолы} в стилистике \enquote{Звёздных войн}.
Stallman asks me if I would be interested in hearing the filk. As soon as I say yes, Stallman's voice begins singing in an unexpectedly clear tone, using the tune of ``Blowin' in the Wind'':
Ричард спрашивает, хочу ли я услышать филк. Я, конечно, соглашаюсь, и он тут же начинает петь неожиданно чистым голосом на мотив \enquote{Blowin' in the Wind}:
\begin{verse}
\begin{verse}
How much wood could a woodchuck chuck,\\
Сколько дров наколол бы сурок,\\
If a woodchuck could chuck wood?\\
Если б он умел колоть дрова?\\
How many poles could a polak lock,\\
Сколько полюсов запер бы поляк,\\
If a polak could lock poles?\\
Если б он запирал полюса?\\
How many knees could a negro grow,\\
Сколько коленей вырастил бы негр,\\
If a negro could grow knees?\\
Если бу него росли эти колени?\\
The answer, my dear,\\
Ответ, дорогуша --\\
is stick it in your ear.\\
Палкой себе в уши\\
The answer is, stick it in your ear\ldots
Возьми да засунь себе в уши.\ldots
\end{verse}
\end{verse}
The singing ends, and Stallman's lips curl into another child-like half smile. I glance around at the nearby tables. The Asian families enjoying their Sunday lunch pay little attention to the bearded alto in their midst.\endnote{For Stallman's own filks, visit \url{http://www.stallman.org/doggerel.html}. To hear Stallman singing ``The Free Software Song,'' visit\url{http://www.gnu.org/music/free-software-song.html}.} After a few moments of hesitation, I finally smile too.
Песня замолкает, Столлман снова улыбается своей детской улыбкой. Я оглядываюсь. Выходцы из Азии целыми семьями уплетают воскресный обед, и никто не обращает внимания на бородатого вокалиста. Я расслабляюсь и улыбаюсь тоже. \endnote{Филк-творчество Столлмана можно найти здесь: \url{http://www.stallman.org/doggerel.html}. Чтобы услышать, как он поёт \enquote{Песню о свободном софте}, зайдите сюда:\url{http://www.gnu.org/music/free-software-song.html}.}
``Do you want that last cornball?'' Stallman asks, eyes twinkling. Before I can screw up the punch line, Stallman grabs the corn-encrusted dumpling with his two chopsticks and lifts it proudly. ``Maybe I'm the one who should get the cornball,'' he says.
\enquote{Возьмёшь последний кукурузный шарик?} -- спрашивает Ричард, сверкая глазами. Прежде, чем я что-то говорю или делаю, Столлман хватает его двумя палочками, гордо поднимает вверх и торжественно объявляет: \enquote{Он предназначался именно мне!}
The food gone, our conversation assumes the dynamics of a normal interview. Stallman reclines in his chair and cradles a cup of tea in his hands. We resume talking about Napster and its relation to the free software movement. Should the principles of free software be extended to similar arenas such as music publishing? I ask.
Трапеза заканчивается, разговор снова становится похож на нормальное интервью. Столлман откидывается на спинку стула, держа в руках чашку чая. Мы возвращаемся к обсуждению Napster и его связи с движением свободного ПО. Я спрашиваю, можем ли мы расширить принципы свободного софта на другие области, вроде распространения музыки?
``It's a mistake to transfer answers from one thing to another,'' says Stallman, contrasting songs with software programs. ``The right approach is to look at each type of work and see what conclusion you get.''
\enquote{Было бы неправильно механически переносить решение из одной области в другую, -- отвечает Ричард, -- правильно было бы проанализировать каждый тип деятельности в отдельности, и из этого уже делать выводы}.
When it comes to copyrighted works, Stallman says he divides the world into three categories. The first category involves ``functional'' works -- e.g., software programs, dictionaries, and textbooks. The second category involves works that might best be described as ``testimonial'' -- e.g., scientific papers and historical documents. Such works serve a purpose that would be undermined if subsequent readers or authors were free to modify the work at will. It also includes works of personal expression -- e.g., diaries, journals, and autobiographies. To modify such documents would be to alter a person's recollections or point of view, which Stallman considers ethically unjustifiable. The third category includes works of art and entertainment.
Как объясняет Столлман, он делит все объекты авторского права на 3 категории. Первая категория состоит из \enquote{функциональных} продуктов -- компьютерных программ, словарей, учебников. Вторая категория включает в себя продукты, которые можно назвать \enquote{свидетельскими} -- например, научные работы и исторические документы. Существование этих продуктов лишается смысла, если другие могут их редактировать как захочется. Сюда же относятся и результаты личного самовыражения: дневники, личные истории, автобиографии. Редактировать такие документы -- значит искажать точку зрения автора, что Столлман считает неправильным. Наконец, третья категория -- это произведения искусства и развлекательная продукция.
Of the three categories, the first should give users the unlimited right to make modified versions, while the second and third should regulate that right according to the will of the original author. Regardless of category, however, the freedom to copy and redistribute noncommercially should remain unabridged at all times, Stallman insists. If that means giving Internet users the right to generate a hundred copies of an article, image, song, or book and then email the copies to a hundred strangers, so be it. ``It's clear that private occasional redistribution must be permitted, because only a police state can stop that,'' Stallman says. ``It's antisocial to come between people and their friends. Napster has convinced me that we also need to permit, must permit, even noncommercial redistribution to the public for the fun of it. Because so many people want to do that and find it so useful.''
Разумно было бы, считает Столлман, предоставить людям право модифицировать продукты первой категории без всяких ограничений. Но что делать с продуктами второй и третьей категорий -- должны решать только их создатели. При этом свобода людей неограниченно копировать и бесплатно раздавать распространяется на продукты всех трёх категорий. Когда пользователи интернета могут свободно тиражировать статьи, изображения, песни, книги -- это очень хорошо и полезно для человечества. \enquote{Очевидно, что спонтанная раздача информационных продуктов в частном порядке должна быть разрешена, если мы не хотим получить полицейское государство, ибо только оно и может остановить такую раздачу, -- говорит Столлман, -- ставить государство в лице карательных органов между друзьями и родственниками -- совершенно аморально. Napster также натолкнул меня на мысль, что нужно разрешить и некоммерческую раздачу продуктов неопределённому кругу лиц. Ведь это интересно огромному числу людей, они находят это полезным и приятным}.
When I ask whether the courts would accept such a permissive outlook, Stallman cuts me off.
Я спрашиваю, пересмотрят ли суды, по его мнению, свою правовую практику, но Ричард останавливает меня, не дав договорить.
``That's the wrong question,'' he says. ``I mean now you've changed the subject entirely from one of ethics to one of interpreting laws. And those are two totally different questions in the same field. It's useless to jump from one to the other. How the courts would interpret the existing laws is mainly in a harsh way, because that's the way these laws have been bought by publishers.''
\enquote{Вопрос некорректен, -- говорит он, -- ты примеряешь этику на правовую сферу, но законы никогда в полной мере не соответствуют морали. Суды всегда будут придерживаться жёсткой линии, потому что отстаивают экономические интересы, в нашем случае -- интересы издателей}.
The comment provides an insight into Stallman's political philosophy: just because the legal system currently backs up businesses' ability to treat copyright as the software equivalent of land title doesn't mean computer users have to play the game according to those rules. Freedom is an ethical issue, not a legal issue. ``I'm looking beyond what the existing laws are to what they should be,'' Stallman says. ``I'm not trying to draft legislation. I'm thinking about what should the law do? I consider the law prohibiting the sharing of copies with your friend the moral equivalent of Jim Crow. It does not deserve respect.''
Эти слова выражают суть политической философии Столлмана: люди не обязаны играть по правилам, которые задают юристы под нажимом бизнеса. Свобода это этическое понятие, а не юридическое. \enquote{Я смотрю дальше всяких законов, нынешних и будущих, -- говорит Столлман, -- и даже не пытаюсь думать о каких-то законопроектах. Я обращаю внимание только на то, что закон делает в действительности. И если закон запрещает тебе делиться информационными продуктами с друзьями, то он ничем не лучше законов Джима Кроу. Уважения к такому закону нет}.
The invocation of Jim Crow prompts another question. How much influence or inspiration does Stallman draw from past political leaders? Like the civil-rights movement of the 1950s and 1960s, his attempt to drive social change is based on an appeal to timeless values: freedom, justice, and fair play.
Упоминание Джима Кроу переводит разговор в другое русло. Политические фигуры 50-60-х годов -- влияли они на Ричарда, вдохновляли его на что-то, или нет? Те же движения за гражданские права, они широко обращались к вечным ценностям: свободе, справедливости, честности.
Stallman divides his attention between my analogy and a particularly tangled strand of hair. When I stretch the analogy to the point where I'm comparing Stallman with Dr. Martin Luther King, Jr., Stallman, after breaking off a split end and popping it into his mouth, cuts me off.
Столлман слушает меня в полуха, увлеченно ковыряясь в свалявшейся пряди волос. Когда я сравниваю Ричарда с Мартином Лютером Кингом, он засовывает колтун себе в рот.
``I'm not in his league, but I do play the same game,'' he says, chewing.
\enquote{Я не в его лиге, но играю в ту же игру}, -- отвечает он, разжёвывая волосяной узел.
I suggest Malcolm X as another point of comparison. Like the former Nation of Islam spokesperson, Stallman has built up a reputation for courting controversy, alienating potential allies, and preaching a message favoring self-sufficiency over cultural integration.
А что насчёт Малькольма Икс? Как и этот лидер \enquote{Нации ислама}, Столлман прославился разжиганием споров, отталкиванием потенциальных союзников, превозношением самодостаточности над растворением в обществе.
Chewing on another split end, Stallman rejects the comparison. ``My message is closer to King's message,'' he says. ``It's a universal message. It's a message of firm condemnation of certain practices that mistreat others. It's not a message of hatred for anyone. And it's not aimed at a narrow group of people. I invite anyone to value freedom and to have freedom.''
Ричарду это сравнение не нравится. \enquote{Моё послание всё-таки ближе к посланию Кинга. Это довольно общее послание. Оно категорично осуждает некоторые социальные практики, что угнетают других людей. И оно обращено не к узкой группе людей, а ко всем. Я предлагаю каждому стать свободным}.
Many criticize Stallman for rejecting handy political alliances; some psychologize this and describe it as a character trait. In the case of his well-publicized distaste for the term ``open source,'' the unwillingness to participate in recent coalition-building projects seems understandable. As a man who has spent the last two decades stumping on the behalf of free software, Stallman's political capital is deeply invested in the term. Still, comments such as the ``Han Solo'' comparison at the 1999 LinuxWorld have only reinforced Stallman's reputation, amongst those who believe virtue consists of following the crowd, as a disgruntled mossback unwilling to roll with political or marketing trends.
На Столлмана обрушивается много критики за его нежелание создавать политические союзы, некоторые считают это проявлением психологических и личных особенностей. Его неприязнь к термину \enquote{открытый код} и отказ сотрудничать с этим движением имеет понятные причины -- всё-таки Столлман вложил уйму времени и сил в свободное ПО, и теперь это движение составляет его политический капитал. Но такие едкие комментарии, как сравнение Торвальдса с Ханом Соло на LinuxWorld, придают его репутации заметный оттенок замшелого упрямца, который не хочет идти в ногу с политическими и экономическими трендами.
``I admire and respect Richard for all the work he's done,'' says Red Hat president Robert Young, summing up Stallman's paradoxical political conduct. ``My only critique is that sometimes Richard treats his friends worse than his enemies.''
\enquote{Я восхищаюсь Ричардом и глубоко уважаю его дело, -- сказал Роберт Янг, президент компании Red Hat, -- но трудно смириться с тем, что Ричард зачастую с друзьями обращается хуже, чем с врагами}.
[RMS: The term ``friends'' only partly fits people such as Young, and companies such as Red Hat. It applies to some of what they did, and do: for instance, Red Hat contributes to development of free software, including some GNU programs. But Red Hat does other things that work against the free software movement's goals -- for instance, its versions of GNU/Linux contain nonfree software. Turning from deeds to words, referring to the whole system as ``Linux'' is unfriendly treatment of the GNU Project, and promoting ``open source'' instead of ``free software'' rejects our values. I could work with Young and Red Hat when we were going in the same direction, but that was not often enough to make them possible allies.]
[РМС: Людей вроде Янга и компании вроде Red Hat можно назвать друзьями лишь отчасти. Да, они широко участвуют в разработке свободного ПО, в том числе и программ GNU. Но также они делают много других вещей, которые идут вразрез с целями философии свободного софта. Например, поставляют несвободное ПО в составе своих систем GNU/Linux. Хватает недружественных не только действий, но и слов: употребление названия Linux вместо GNU/Linux, продвижение термина \enquote{открытый код} вместо \enquote{свободное ПО}. Так что я могу работать с Янгом и Red Hat по некоторым направлениям, но этого недостаточно, чтобы считать их союзниками].
Stallman's reluctance to ally the free software movement with other political causes is not due to lack of interest in them. Visit his offices at MIT, and you instantly find a clearinghouse of left-leaning news articles covering civil-rights abuses around the globe. Visit his personal web site, \url{stallman.org}, and you'll find attacks on the Digital Millennium Copyright Act, the War on Drugs, and the World Trade Organization. Stallman explains, ``We have to be careful of entering the free software movement into alliances with other political causes that substantial numbers of free software supporters might not agree with. For instance, we avoid linking the free software movement with any political party because we do not want to drive away the supporters and elected officials of other parties.''
Столлман не связывает движение за свободное ПО с другими политическими движениями, но это не значит, что ему неинтересны цели этих движений. Если вы наведаетесь в его кабинет в МТИ, вы увидите целый информационный центр, который получает статьи и сводки от мировых новостных ресурсов левой направленности. Зайдите на его личный сайт \url{stallman.org}, и увидите там его нападки на законы DCMA, на борьбу с наркотиками, на ВТО. Ричард объясняет это так: \enquote{Мы должны быть очень осторожны в выборе союзников, потому что эти союзники могут не понравиться каким-то участникам нашего движения. Поэтому мы априори избегаем любых политических партий. Не хочется, чтобы внутри движения за свободное ПО были расколы}.
Given his activist tendencies, I ask, why hasn't Stallman sought a larger voice? Why hasn't he used his visibility in the hacker world as a platform to boost his political voice? [RMS: But I do -- when I see a good opportunity. That's why I started \url{stallman.org}.]
Тогда я спрашиваю: \enquote{Почему вы сфокусировались именно на свободном ПО, а не на каких-то других идеях, которые вас волнуют?}
Stallman lets his tangled hair drop and contemplates the question for a moment. [RMS: My quoted response doesn't fit that question. It does fit a different question, ``Why do you focus on free software rather than on the other causes you believe in?'' I suspect the question I was asked was more like that one.]
\enquote{Я не хочу преувеличивать важность этого маленького ручейка свободы, -- отвечает он, -- потому что, конечно же, есть куда более обширные, важные и актуальные проблемы лучшего мироустройства. Нельзя сказать, что свободный софт может сравниться с ними по важности. Дело в том, что проблема свободы программ свалилась именно на меня, и именно я знаю, как эту проблему можно решить. Что же касается таких глобальных проблем, как жестокость полиции, борьба с наркотиками, расизм, нарушения прав человека, религиозное мракобесие -- я не представляю, что с этим всем можно поделать, и как за это взяться}.
``I hesitate to exaggerate the importance of this little puddle of freedom,'' he says. ``Because the more well-known and conventional areas of working for freedom and a better society are tremendously important. I wouldn't say that free software is as important as they are. It's the responsibility I undertook, because it dropped in my lap and I saw a way I could do something about it. But, for example, to end police brutality, to end the war on drugs, to end the kinds of racism we still have, to help everyone have a comfortable life, to protect the rights of people who do abortions, to protect us from theocracy, these are tremendously important issues, far more important than what I do. I just wish I knew how to do something about them.''
Вот ещё одно доказательство зависимости его политической активности от личной уверенности в защищаемой области. Чтобы создать, доработать и отточить философию свободного ПО, Столлману потребовались многие годы, мощное техническое образование и огромный опыт программиста. Он уверен, что не сможет предложить такой же качественной проработки идей в других важных областях.
Once again, Stallman presents his political activity as a function of personal confidence. Given the amount of time it has taken him to develop and hone the free software movement's core tenets, Stallman is hesitant to believe he can advance the other causes he supports.
\enquote{Хотелось бы добиться серьёзных улучшений в этих глобальных вопросах, и я бы безмерно гордился, если бы смог это сделать. Но эти вопросы настолько объёмны и сложны, что над ними не очень-то успешно работают миллионы людей по всему миру, которые в этих областях куда опытнее и образованнее меня. Но это и к лучшему, ведь пока все эти люди боролись с глобальными проблемами, я увидел ещё одну проблему, которую никто не замечал. И начал с ней бороться. Может быть, это не такая уж и большая проблема, но всё-таки проблема, и ею никто не занимался}.
``I wish I knew how to make a major difference on those bigger issues, because I would be tremendously proud if I could, but they're very hard and lots of people who are probably better than I am have been working on them and have gotten only so far,'' he says. ``But as I see it, while other people were defending against these big visible threats, I saw another threat that was unguarded. And so I went to defend against that threat. It may not be as big a threat, but I was the only one there [to oppose it].''
Наконец, разжевав и распутав колтун, Столлман предлагает мне оплатить чек. Прежде, чем официант уносит деньги, Ричард бросает в кучку купюр ещё одну. Её даже брать в руки не нужно, чтобы понять -- она вышла совсем не из ворот Монетного двора США, настолько она очевидно фальшивая. Вместо Вашингтона или Линкольна на лицевой стороне нарисован мультяшный поросёнок. Вместо слов \enquote{United States of America} написано \enquote{Untied Status of Avarice} (\enquote{Распущенное Состояние Алчности}). Достоинство купюры -- 0 долларов. \endnote{РМС: Вильямс несправедливо назвал эту банкноту фальшивой. Это законное платёжное средство стоимостью 0 долларов. Любое правительственное учреждение США примет его и выдаст вам золота на 0 долларов}.
Chewing a final split end, Stallman suggests paying the check. Before the waiter can take it away, however, Stallman pulls out a white-colored dollar bill and throws it on the pile. The bill looks so clearly counterfeit, I can't help but pick it up and read it. Sure enough, it did not come from the US Mint. Instead of bearing the image of a George Washington or Abe Lincoln, the bill's front side bears the image of a cartoon pig. Instead of the United States of America, the banner above the pig reads, ``Untied Status of Avarice.'' The bill is for zero dollars,\endnote{RMS: Williams was mistaken to call this bill ``counterfeit.'' It is legal tender, worth zero dollars for payment of any debt. Any U.S. government office will convert it into zero dollars' worth of gold.} and when the waiter picks up the money, Stallman makes sure to tug on his sleeve.
Столлман тянет официанта за рукав и говорит: \enquote{Я добавил ещё ноль баксов в оплату счёта}. И по-детски улыбается. Официант непонимающе улыбается в ответ и убегает.
``I added an extra zero to your tip,'' Stallman says, yet another half smile creeping across his lips.
\enquote{Думаю, теперь мы свободны}, -- говорит Столлман.
The waiter, uncomprehending or fooled by the look of the bill, smiles and scurries away.
``I think that means we're free to go,'' Stallman says.
%% no Back-Cover Texts. A copy of the license is included in the
%% no Back-Cover Texts. A copy of the license is included in the
%% file called ``gfdl.tex''.
%% file called ``gfdl.tex''.
\chapter{Коммуна Emacs}
\chapter{The Emacs Commune}
Лаборатория ИИ в 70-х годах была особенным местом, в этом сходились все. Здесь проходили передовые исследования, здесь работали сильнейшие специалисты, так что в компьютерном мире Лаборатория была постоянно на слуху. А её хакерская культура и мятежный дух создавали вокруг неё ореол священного места. Только когда из Лаборатории ушли многие учёные и \enquote{рок-звёзды программирования}, хакеры ощутили всю мифологичность и эфемерность того мира, в котором они жили.
The AI Lab of the 1970s was by all accounts a special place. Cutting-edge projects and top-flight researchers gave it an esteemed position in the world of computer science. The internal hacker culture and its anarchic policies lent a rebellious mystique as well. Only later, when many of the lab's scientists and software superstars had departed, would hackers fully realize the unique and ephemeral world they had once inhabited.
\enquote{Лаборатория была для нас чем-то вроде Эдема, -- рассказывает Столлман в статье \textit{Forbes} 1998 года, -- никому даже в голову не приходило отгородиться от других сотрудников вместо того, чтобы работать сообща}.\endnote{Josh McHugh, \enquote{For the Love of Hacking,}\textit{Forbes} (August 10, 1998), \url{http://www.forbes.com/forbes/1998/0810/6203094a.html}.}
``It was a bit like the Garden of Eden,'' says Stallman, summing up the lab and its software-sharing ethos in a 1998 \textit{Forbes} article. ``It hadn't occurred to us not to cooperate.''\endnote{See Josh McHugh, ``For the Love of Hacking,'' \textit{Forbes} (August 10, 1998), \url{http://www.forbes.com/forbes/1998/0810/6203094a.html}.}
Такие описания в духе мифологии подчёркивают важный факт: 9 этаж Техносквера был для многих хакеров не только рабочим местом, но и родным домом.
Such mythological descriptions, while extreme, underline an important fact. The ninth floor of 545 Tech Square was more than a workplace for many. For hackers such as Stallman, it was home.
Слово \enquote{дом} использовал сам Ричард Столлман, а мы прекрасно знаем, насколько точен и осторожен он в высказываниях. Пройдя через \enquote{холодную войну}с собственными родителями, Ричард до сих пор считает, что до Карриер-Хауса, его Гарвардского общежития, родного дома у него просто не было. По его словам, в гарвардские годы его мучил только один страх -- оказаться исключённым. Я выразил сомнение, что у такого блестящего студента, как Столлман, был риск вылететь. Но Ричард напомнил мне о своих характерных проблемах с дисциплиной.
The word ``home'' is a weighted term in the Stallman lexicon. In a pointed swipe at his parents, Stallman, to this day, refuses to acknowledge any home before Currier House, the dorm he lived in during his days at Harvard. He has also been known to describe leaving that home in tragicomic terms. Once, while describing his years at Harvard, Stallman said his only regret was getting kicked out. It wasn't until I asked Stallman what precipitated his ouster, that I realized I had walked into a classic Stallman setup line.
\enquote{В Гарварде очень ценят дисциплину, и если ты пропускаешь пары, тебя быстро попросят на выход}, -- сказал он.
``At Harvard they have this policy where if you pass too many classes they ask you to leave,'' Stallman says.
После окончания Гарварда Столлман лишился права на общежитие, а желания возвращаться к родителям в Нью-Йорк у него никогда и не было. Так что он пошёл по дорожке, проторённой Гринблаттом, Госпером, Сассменом и многими другими хакерами -- поступил в аспирантуру МТИ, снял рядом комнату в Кембридже, и большую часть времени стал проводить в Лаборатории ИИ. В своей речи 1986 года Ричард так описал этот период:
With no dorm and no desire to return to New York, Stallman followed a path blazed by Greenblatt, Gosper, Sussman, and the many other hackers before him. Enrolling at MIT as a grad student, Stallman rented a room in an apartment in nearby Cambridge but soon viewed the AI Lab itself as his de facto home. In a 1986 speech, Stallman recalled his memories of the AI Lab during this period:
\begin{quote}
\begin{quote}
I may have done a little bit more living at the lab than most people, because every year or two for some reason or other I'd have no apartment and I would spend a few months living at the lab. And I've always found it very comfortable, as well as nice and cool in the summer. But it was not at all uncommon to find people falling asleep at the lab, again because of their enthusiasm; you stay up as long as you possibly can hacking, because you just don't want to stop. And then when you're completely exhausted, you climb over to the nearest soft horizontal surface. A very informal atmosphere.\endnote{See Stallman (1986).}
Наверное, я немного больше других имею оснований сказать, что жил в Лаборатории, потому что каждый год-два я по разным причинам лишался жилья, и в общем счёте я прожил в Лаборатории несколько месяцев. И мне там всегда было очень комфортно, особенно в жару летом, потому что внутри было прохладно. Но вообще это было в порядке вещей, что люди ночевали в Лаборатории, хотя бы из-за бешеного энтузиазма, что владел тогда всеми нами. Хакер порой просто не мог остановиться и работал за компьютером до полного истощения, после чего отползал на ближайшую мягкую горизонтальную поверхность. Словом, очень непринуждённая, домашняя атмосфера.\endnote{Stallman (1986).}
\end{quote}
\end{quote}
The lab's home-like atmosphere could be a problem at times. What some saw as a dorm, others viewed as an electronic opium den. In the 1976 book \textit{Computer Power and Human Reason}, MIT researcher Joseph Weizenbaum offered a withering critique of the ``computer bum,'' Weizenbaum's term for the hackers who populated computer rooms such as the AI Lab. ``Their rumpled clothes, their unwashed hair and unshaved faces, and their uncombed hair all testify that they are oblivious to their bodies and to the world in which they move,'' Weizenbaum wrote. ``[Computer bums] exist, at least when so engaged, only through and for the computers.''\endnote{See Joseph Weizenbaum, \textit{Computer Power and Human Reason: From Judgment to Calculation} (W. H. Freeman, 1976): 116.}
Но эта домашняя атмосфера порой создавала проблемы. В том, что некоторые считали домом, другие видели притон электронного опиума. В книге \enquote{Сила компьютера и мотивация человека} научный сотрудник МТИ Джозеф Вейзенбаум в резком тоне раскритиковал \enquote{компьютерный взрыв} -- так он назвал заселение хакерами компьютерных центров вроде Лаборатории ИИ. \enquote{Их мятая одежда, немытые волосы и небритые лица говорят о том, что они полностью забросили себя в пользу компьютеров, и не хотят видеть, к чему это может их привести, -- писал Вейзенбаум, -- эти компьютерные бичи живут только ради компьютеров}. \endnote{Joseph Weizenbaum, \textit{Computer Power and Human Reason: From Judgment to Calculation} (W. H. Freeman, 1976): 116.}
Almost a quarter century after its publication, Stallman still bristles when hearing Weizenbaum's ``computer bum'' description, discussing it in the present tense as if Weizenbaum himself was still in the room. ``He wants people to be just professionals, doing it for the money and wanting to get away from it and forget about it as soon as possible,'' Stallman says. ``What he sees as a normal state of affairs, I see as a tragedy.''
Спустя почти четверть века Столлман всё ещё выходит из себя, когда слышит выражение Вейзенбаума: \enquote{компьютерные бичи}. \enquote{Он хочет, чтобы мы все были всего лишь профессионалами -- делали работу ради денег, в означенное время вставали и уходили, выкинув из головы всё, что с нею связано, -- говорит Столлман так яростно, будто Вейзенбаум рядом и может его услышать, -- но то, что он считает нормальным порядком вещей, я считаю удручающей трагедией}.
Hacker life, however, was not without tragedy. Stallman characterizes his transition from weekend hacker to full-time AI Lab denizen as a series of painful misfortunes that could only be eased through the euphoria of hacking. As Stallman himself has said, the first misfortune was his graduation from Harvard. Eager to continue his studies in physics, Stallman enrolled as a graduate student at MIT. The choice of schools was a natural one. Not only did it give Stallman the chance to follow the footsteps of great MIT alumni: William Shockley ('36), Richard P. Feynman ('39), and Murray Gell-Mann ('51), it also put him two miles closer to the AI Lab and its new PDP-10 computer. ``My attention was going toward programming, but I still thought, well, maybe I can do both,'' Stallman says.
Впрочем, жизнь хакера тоже не лишена трагедии. Сам Ричард утверждает, что его превращение из хакера-по-выходным в хакера-24/7 -- результат целой череды болезненных эпизодов юношества, от которых получалось спастись лишь в эйфории хакерства. Первой такой болью стало окончание Гарварда, оно резко меняло привычный, спокойный уклад жизни. Столлман поступил в аспирантуру МТИ на отделение физики, чтобы пойти по стопам великих Ричарда Фейнмана, Вильяма Шокли и Мюррея Гел-Манна, и чтобы не пришлось ездить 2 лишних мили до Лаборатории ИИ и новенького PDP-10. \enquote{Почти всё своё внимание я по-прежнему уделял программированию, но думал, может, попутно смогу заниматься физикой}, -- рассказывает Столлман.
Toiling in the fields of graduate-level science by day and programming in the monastic confines of the AI Lab by night, Stallman tried to achieve a perfect balance. The fulcrum of this geek teeter-totter was his weekly outing with the Folk-Dance Club, his one social outlet that guaranteed at least a modicum of interaction with the opposite sex. Near the end of that first year at MIT, however, disaster struck. A knee injury forced Stallman to stop dancing. At first, Stallman viewed the injury as a temporary problem; he went to dancing and chatted with friends while listening to the music he loved. By the end of the summer, when the knee still ached and classes reconvened, Stallman began to worry. ``My knee wasn't getting any better,'' Stallman recalls, ``which meant I had to expect to be unable to dance, permanently. I was heartbroken.''
Изучая физику днём и хакерствуя ночью, Ричард старался достичь идеального баланса. Точкой опоры этих гиковских качелей были еженедельные встречи клуба народных танцев. Это была его единственная социальная связь с противоположным полом и вообще миром обычных людей. Однако ближе к концу первого курса в МТИ случилось несчастье -- Ричард повредил колено и не смог танцевать. Он думал, что это временно, и продолжал ходить в клуб, слушать музыку, болтать с друзьями. Но кончилось лето, колено всё ещё болело и нога плохо действовала. Тогда Столлман заподозрил неладное и забеспокоился. \enquote{Я понял, что лучше уже не станет, -- вспоминает он, -- и что я больше никогда не смогу танцевать. Меня это просто убило}.
With no dorm and no dancing, Stallman's social universe imploded. Dancing was the only situation in which he had found success in meeting women and occasionally even dating them. No more dancing ever was painful enough, but it also meant, it seemed, no more dates ever.
Без общежития Гарварда и без танцев вселенная социальной жизни Столлмана тут же схлопнулась. Танцы -- единственное, что не только связывало егос людьми, но и давало реальную возможность встречаться с женщинами. Нет танцев -- нет свиданий, и это особенно сильно расстроило Ричарда.
``I felt basically that I'd lost all my energy,'' Stallman recalls. ``I'd lost my energy to do anything but what was most immediately tempting. The energy to do something else was gone. I was in total despair.''
\enquote{Большую часть времени я был совершенно подавлен, -- описывает Ричард этот период, -- я ничего не мог и не хотел, кроме хакерства. Полнейшее отчаяние}.
Stallman retreated from the world even further, focusing entirely on his work at the AI Lab. By October, 1975, he dropped out of MIT and out of physics, never to return to studies. Software hacking, once a hobby, had become his calling.
Он почти перестал пересекаться с миром, полностью уйдя в работу. К октябрю 1975 года он фактически забросил физику и учёбу в МТИ. Программирование из хобби превратилось в главное и единственное занятие всей жизни.
Looking back on that period, Stallman sees the transition from full-time student to full-time hacker as inevitable. Sooner or later, he believes, the siren's call of computer hacking would have overpowered his interest in other professional pursuits. ``With physics and math, I could never figure out a way to contribute,'' says Stallman, recalling his struggles prior to the knee injury. ``I would have been proud to advance either one of those fields, but I could never see a way to do that. I didn't know where to start. With software, I saw right away how to write things that would run and be useful. The pleasure of that knowledge led me to want to do it more.''
Сейчас Ричард говорит, что это было неизбежно. Рано или поздно зов сирен хакерства пересилил бы все остальные влечения. \enquote{В математике и физике у меня не получалось создать что-то своё, я даже не представлял себе, как это делается. Я только комбинировал уже созданное, и меня это не устраивало. В программировании же я сразу понял, как создавать новые вещи, и самое главное -- ты сразу видишь, что они работают, и что они полезны. Это приносит огромное удовольствие, и программировать хочется снова и снова}.
Stallman wasn't the first to equate hacking with pleasure. Many of the hackers who staffed the AI Lab boasted similar, incomplete academic résumés. Most had come in pursuing degrees in math or electrical engineering only to surrender their academic careers and professional ambitions to the sheer exhilaration that came with solving problems never before addressed. Like St. Thomas Aquinas, the scholastic known for working so long on his theological summae that he sometimes achieved spiritual visions, hackers reached transcendent internal states through sheer mental focus and physical exhaustion. Although Stallman shunned drugs, like most hackers, he enjoyed the ``high'' that came near the end of a 20-hour coding bender.
Столлман не первый, кто связывает хакерство с сильнейшим удовольствием. Многие хакеры Лаборатории ИИ тоже могут похвастаться заброшенной учёбой и недополученными степенями в математике или электротехнических областях -- только потому, что в чистом восторге программирования утонули все академические амбиции. Говорят, что Фома Аквинский своими фанатичными занятиями схоластикой доводил себя до видений и ощущения бога. Хакеры достигали схожих состояний на грани неземной эйфории после многочасовой концентрации на виртуальных процессах. Наверное, поэтому Столлман и большинство хакеров избегали наркотиков -- после часов двадцати хакерства они были всё равно что \enquote{под кайфом}.
Perhaps the most enjoyable emotion, however, was the sense of personal fulfillment. When it came to hacking, Stallman was a natural. A childhood's worth of late-night study sessions gave him the ability to work long hours with little sleep. As a social outcast since age 10, he had little difficulty working alone. And as a mathematician with a built-in gift for logic and foresight, Stallman possessed the ability to circumvent design barriers that left most hackers spinning their wheels.
Но ещё приятнее было чувствовать себя успешным в любимой области. Хакерство было естественным продолжением Столлмана. В детстве он привык учить уроки по ночам, так что ему нужно было совсем немного времени для сна. Долгие годы на положении изгоя приучили его работать в одиночку. А мощное математическое мышление позволяло ему заранее видеть трудности и изящно обходить их на полном ходу, тогда как многие другие хакеры начинали буксовать.
``He was special,'' recalls Gerald Sussman, an AI Lab faculty member and (since 1985) board member of the Free Software Foundation. Describing Stallman as a ``clear thinker and a clear designer,'' Sussman invited Stallman to join him in AI research projects in 1973 and 1975, both aimed at making AI programs that could analyze circuits the way human engineers do it. The project required an expert's command of Lisp, a programming language built specifically for AI applications, as well as understanding (supplied by Sussman) of how a human might approach the same task. The 1975 project pioneered an AI technique called dependency-directed backtracking or truth maintenance, which consists of positing tentative assumptions, noticing if they lead to contradictions, and reconsidering the pertinent assumptions if that occurs.
\enquote{У Ричарда феноменальный интеллект. Он очень ясно мыслит и конструирует стройные системы}, -- говорит Джеральд Сассмен, сотрудник Лаборатории и с 1985 года -- участник фонда свободного ПО. Оценив Столлмана по достоинству, он приглашал его работать в исследовательских ИИ-проектах в 1973 и 1975 году. Там требовались глубокие познания языка LISP, а также понимание, как вообще можно подойти к задаче. В результате проекта 1975 года появился ИИ, основанный на откате с учётом зависимостей -- проверке высказываний на противоречия и их решении в случае обнаружения таковых.
When he wasn't working on official projects such as these, Stallman devoted his time to pet projects. It was in a hacker's best interest to improve the lab's software infrastructure, and one of Stallman's biggest pet projects during this period was the lab's editor program TECO.
В свободное от официальной работы время Столлман занимался личными проектами. Одним из главных желаний Ричарда было усовершенствовать программную инфраструктуру Лаборатории, в частности -- доработать текстовый редактор TECO.
The story of Stallman's work on TECO during the 1970s is inextricably linked with Stallman's later leadership of the free software movement. It is also a significant stage in the history of computer evolution, so much so that a brief recapitulation of that evolution is necessary. During the 1950s and 1960s, when computers were first appearing at universities, computer programming was an incredibly abstract pursuit. To communicate with the machine, programmers created a series of punch cards, with each card representing an individual software command. Programmers would then hand the cards over to a central system administrator who would then insert them, one by one, into the machine, waiting for the machine to spit out a new set of punch cards, which the programmer would then decipher as output. This process, known as ``batch processing,'' was cumbersome and time consuming. It was also prone to abuses of authority. One of the motivating factors behind hackers' inbred aversion to centralization was the power held by early system operators in dictating which jobs held top priority.
Эпопея Столлмана и TECO 70-х годов тесно связана с последующим основанием движения свободного софта. Это очень важный эпизод, так что стоит рассказать о нём подробнее. Прежде всего, нужно понять, что нынешняя лёгкость и простота написания текстов и программ на компьютерах была далеко не всегда. В 50-х, 60-х годах, когда компьютеры впервые появились в университетах, компьютерное программирование было очень абстрактным, долгим и утомительным занятием. Взаимодействие с компьютером проходило через огромные наборы перфокарт, на которых программист набирал программу, определённым образом пробивая отверстия на каждой перфокарте. Затем он передавал перфокарты системному администратору, тот вставлял их одну за одной в компьютер, ждал конца вычислений, получал перфокарты с набранным на них выводом программы и отдавал программисту. Этот процесс назывался \enquote{пакетной обработкой} и был очень медленным. К тому же, многие системные администраторы злоупотребляли своим положением, произвольно меняя очередь обработки или вовсе отказывая программистам. Именно из-за этого многие ранние хакеры возненавидели власть администраторов.
In 1962, computer scientists and hackers involved in MIT's Project MAC, an early forerunner of the AI Lab, took steps to alleviate this frustration. Time-sharing, originally known as ``time stealing,'' made it possible for multiple programs to take advantage of a machine's operational capabilities. Teletype interfaces also made it possible to communicate with a machine not through a series of punched holes but through actual text. A programmer typed in commands and read the line-by-line output generated by the machine.
В 1962 году хакеры и научные сотрудники, привлечённые к проекту MAC в Лаборатории ИИ, взялись за эту проблему. Принцип разделения времени, который поначалу называли \enquote{похищением времени}, делал возможным выполнять на компьютере сразу несколько процессов. Для вывода результатов приспособили телетайпы, чтобы программист сразу мог читать нормальный текст, а не расшифровывать таблицы с пробитыми отверстиями. Программист сам набирал команды и читал построчный текстовый вывод.
During the late 1960s, interface design made additional leaps. In a famous 1968 lecture, Doug Engelbart, a scientist then working at the Stanford Research Institute, unveiled a prototype of the modern graphical interface. Rigging up a television set to the computer and adding a pointer device which Engelbart dubbed a ``mouse,'' the scientist created a system even more interactive than the time-sharing system developed at MIT. Treating the video display like a high-speed printer, Engelbart's system gave a user the ability to move the cursor around the screen and see the cursor position updated by the computer in real time. The user suddenly had the ability to position text anywhere on the screen.
На исходе десятилетия в интерфейсах произошёл качественный скачок -- в 1968 году Дуглас Энгельбарт, учёный Стэнфордского института, представил прототип графического интерфейса. Подключив к компьютеру телевизор и специальный манипулятор, называнный \enquote{мышью}, Энгельбарт показал совершенно недосягаемый уровень интерактивности -- с компьютером можно было работать в режиме реального времени. Пользователь мог в любой момент добавить, изменить, удалить текст в любом месте экрана.
Such innovations would take another two decades to make their way into the commercial marketplace. Still, by the 1970s, video screens had started to replace teletypes as display terminals, creating the potential for full-screen -- as opposed to line-by-line -- editing capabilities.
Это изобретение могло бы ещё два десятка лет пробиваться на рынок, но уже в 70-х годах телеэкраны вовсю начали вытеснять телетайпы, реализуя полноэкранное редактирование вместо построчного.
One of the first programs to take advantage of this full-screen capability was the MIT AI Lab's TECO. Short for Text Editor and COrrector, the program had been upgraded by hackers from an old teletype line editor for the lab's PDP-6 machine.\endnote{According to the \textit{Jargon File}, TECO's name originally stood for Tape Editor and Corrector. See \url{http://www.catb.org/jargon/html/T/TECO.html}.}
TECO (сокращение от слов \enquote{текстовый редактор и корректор}) стал одной из первых программ с поддержкой полноэкранного редактирования. Её сделали из старого построчного редактора, разработанного под телетайпы на PDP-6. \endnote{Согласно \textit{Jargon File}, TECO поначалу означал \enquote{Tape Editor and Corrector\enquote{, т.е. ленточный редактор, а не текстовый.}}}
TECO was a substantial improvement over old editors, but it still had its drawbacks. To create and edit a document, a programmer had to enter a series of commands specifying each edit. It was an abstract process. Unlike modern word processors, which update text with each keystroke, TECO demanded that the user enter an extended series of editing instructions followed by an ``end of command string'' sequence just to change the text. Over time, a hacker grew proficient enough to make large changes elegantly in one command string, but as Stallman himself would later point out, the process required ``a mental skill like that of blindfold chess.''\endnote{See Richard Stallman, ``EMACS: The Extensible, Customizable, Display Editor,'' AI Lab Memo (1979). An updated HTML version of this memo, from which I am quoting, is available at\url{http://www.gnu.org/software/emacs/emacs-paper.html}.}
Этот редактор был мощнее и удобнее прежних, но всё ещё недостаточно удобным и мощным. Например, чтобы создать документ и начать работать над ним, нужно было ввести целую серию команд и символ конца строки. TECO не умел реагировать на каждое нажатие клавиши, как делают сегодняшние текстовые редакторы. Опытные хакеры наловчились вводить множество команд одной строкой, но назвать это удобным язык не поворачивался. Столлман сравнивал это с\enquote{игрой в шахматы с завязанными глазами}. \endnote{Источник: Richard Stallman, \enquote{EMACS: The Extensible, Customizable, Display Editor,} AI Lab Memo (1979),\url{http://www.gnu.org/software/emacs/emacs-paper.html}}.
To facilitate the process, AI Lab hackers had built a system that displayed both the text and the command string on a split screen. Despite this innovative hack, editing with TECO still required skill and planning.
Для упрощения работы хакеры Лаборатории ИИ изменили программу так, чтобы она делила экран на 2 части, в одной отображался текст, в другой -- командная строка. Но даже с этой удобной функцией работа в TECO была далека от комфортной.
TECO wasn't the only full-screen editor floating around the computer world at this time. During a visit to the Stanford Artificial Intelligence Lab in 1976, Stallman encountered an edit program named E. The program contained an internal feature, which allowed a user to update display text after each command keystroke. In the language of 1970s programming, E was one of the first rudimentary WYSIWYG editors. Short for ``what you see is what you get,'' WYSIWYG meant that a user could manipulate the file by moving through the displayed text, as opposed to working through a back-end editor program.''\endnote{See Richard Stallman, ``Emacs the Full Screen Editor'' (1987), \url{http://www.lysator.liu.se/history/garb/txt/87-1-emacs.txt}.}
TECO был не единственной программой с поддержкой полноэкранного редактирования. Когда Столлман посетил лабораторию информатики Стэнфорда в 1976 году, он увидел там редактор, который назывался просто Е. В нём была функция обновления экрана при нажатии на определённую клавишу. В мире программирования редактор Е был одним из первых, что работал по принципу \enquote{что ты видишь, то и получаешь} (WYSIWYG). Этот принцип позволял работать с файлом напрямую, а не через посредника, которому нужно отдавать команды. \endnote{Richard Stallman, \enquote{Emacs the Full Screen Editor} (1987)}.
Impressed by the hack, Stallman looked for ways to expand TECO's functionality in similar fashion upon his return to MIT. He found a TECO feature called Control-R, written by Carl Mikkelson and named after the two-key combination that triggered it. Mikkelson's hack switched TECO from its usual abstract command-execution mode to a more intuitive keystroke-by-keystroke mode. The only flaws were that it used just five lines of the screen and was too inefficient for real use. Stallman reimplemented the feature to use the whole screen efficiently, then
Впечатлённый этим изящным хаком, Столлман по возвращении в МТИ задумался о том, чтобы улучшить TECO в похожем ключе. В коде редактора он нашёл функцию Control-R, написанную Карлом Миккельсоном, которая вызывалась нажатием одноимённых клавиш. Эта функция переключала TECO в более интерактивный режим, но ограничивалась только 5 строками, и потому не давала заметной разницы с обычным режимом. Столлман отредактировал функцию так, чтобы можно было использовать весь экран, и расширил её одной небольшой, но очень мощной возможностью задавать произвольные команды TECO на произвольные комбинации клавиш -- то есть, добавил в редактор так называемые \enquote{макросы}. У опытных пользователей TECO уже скопились файлы с самыми актуальными и полезными командами, так что Ричард в своём хаке сделал возможным подключать и эти файлы в качестве макросов. В результате получился полноценный WYSIWYG-редактор, который можно было ещё и программировать. \enquote{Это был прорыв}, -- говорит Гай Стил, один из тогдашних хакеров Лаборатории. \endnote{\textit{Ibid.}}
extended it in a subtle but significant way. He made it possible to attach TECO command strings, or ``macros,'' to keystrokes. Advanced TECO users already saved macros in files; Stallman's hack made it possible to call them up fast. The result was a user-programmable WYSIWYG editor. ``That was the real breakthrough,'' says Guy Steele, a fellow AI Lab hacker at the time.\endnote{\textit{Ibid.}}
By Stallman's own recollection, the macro hack touched off an explosion of further innovation. ``Everybody and his brother was writing his own collection of redefined screen-editor commands, a command for everything he typically liked to do,'' Stallman would later recall. ``People would pass them around and improve them, making them more powerful and more general. The collections of redefinitions gradually became system programs in their own right.''\endnote{\textit{Ibid.}}
Столлман вспоминает, как внедрение макросов породило целый взрыв улучшений. \enquote{Каждый стремился автоматизировать свою работу наборами макросов. Ими постоянно обменивались и улучшали их, делая всё более мощными и универсальными. Наборы этих макросов мало-помалу становились самостоятельными системными программами}.\endnote{\textit{Ibid.}}
So many people found the macro innovations useful and had incorporated it into their own TECO programs that the TECO editor had become secondary to the macro mania it inspired. ``We started to categorize it mentally as a programming language rather than as an editor,'' Stallman says. Users were experiencing their own pleasure tweaking the software and trading new ideas.\endnote{\textit{Ibid.}}
Началась настоящая макросомания, даже сам редактор TECO стал восприниматься как придаток к макросам. \enquote{Мы уже считали его языком программирования, а не текстовым редактором}, -- рассказывает Столлман. Пользователи получали огромное удовольствие от написания макросов и их обсуждения. \endnote{\textit{Ibid.}}
Two years after the explosion, the rate of innovation began to exhibit inconvenient side effects. The explosive growth had provided an exciting validation of the collaborative hacker approach, but it had also led to incompatibility. ``We had a Tower of Babel effect,'' says Guy Steele.
Спустя пару лет начали проявляться негативные последствия неконтролируемого \enquote{макросного взрыва} -- в частности, огромное количество несовместимостей. \enquote{Это было вавилонское столпотворение}, -- говорит Гай Стил. По его словам, эти последствия угрожали основе хакерской этики -- коллективной работе над программами, когда каждый может открыть и улучшить программу любого другого хакера. \enquote{Иногда лучший способ показать кому-то, как надо написать тот или иной код -- просто сесть и написать его самому}, -- объясняет Стил.
The effect threatened to kill the spirit that had created it, Steele says. Hackers had designed ITS to facilitate programmers' ability to share knowledge and improve each other's work. That meant being able to sit down at another programmer's desk, open up a programmer's work and make comments and modifications directly within the software. ``Sometimes the easiest way to show somebody how to program or debug something was simply to sit down at the terminal and do it for them,'' explains Steele.
Возможность расширения функциональности через макросы стала мешать этому принципу. Стремясь облегчить свою работу, хакеры писали сложнейшие макросы для TECO, и чтобы начать работать за чужим терминалом, нужно было порой битый час сидеть вникать в то, что редактор, собственно, делает.
The macro feature, after its second year, began to foil this capability. In their eagerness to embrace the new full-screen capabilities, hackers had customized their versions of TECO to the point where a hacker sitting down at another hacker's terminal usually had to spend the first hour just figuring out what macro commands did what.
Это изрядно огорчало Ричарда, и он занялся решением проблемы. Он взял 4 разных комплекта макросов, проанализировал их и выстроил диаграмму популярности команд и их сочетаний. Также он начал наблюдать за работой других хакеров.
Frustrated, Steele took it upon himself to solve the problem. He gathered together the four different macro packages and began assembling a chart documenting the most useful macro commands. In the course of implementing the design specified by the chart, Steele says he attracted Stallman's attention.
\enquote{Он смотрел на мой экран из-за плеча и расспрашивал о моих действиях}, -- вспоминает Стил.
``He started looking over my shoulder, asking me what I was doing,'' recalls Steele.
Хотя наблюдения за чужой работой были в порядке вещей в Лаборатории, Стилу хорошо это запомнилось, потому что он был тихим замкнутым хакером и почти не общался со Столлманом. В итоге Ричард назвал работу Стила интересной и использовал её в своём решении.
For Steele, a soft-spoken hacker who interacted with Stallman infrequently, the memory still sticks out. Looking over another hacker's shoulder while he worked was a common activity at the AI Lab. Stallman, the TECO maintainer at the lab, deemed Steele's work ``interesting'' and quickly set off to complete it.
\enquote{Я обычно говорю, что первые 0,001 процента решения той проблемы -- моя заслуга, а Столлман лишь довёл дело до конца}, -- смеётся Стил.
``As I like to say, I did the first 0.001 percent of the implementation, and Stallman did the rest,'' says Steele with a laugh.
Столлман дал и название новому проекту: Emacs, сокращение от \enquote{editing macros} или \enquote{редактирование макросами}. Название отражало эволюционный скачок, который случился двумя годами ранее при изобретении макросов. Нашлось в названии место и чисто техническим соображениям удобства -- на компьютерах Лаборатории не было программ, название которых начиналось бы на \enquote{е}, поэтому достаточно было ввести одну эту букву, чтобы автодополнение вызвало Emacs. В очередной раз хакерская жажда эффективности оставила свой след.\endnote{\textit{Ibid.}}
The project's new name, Emacs, came courtesy of Stallman. Short for ``editing macros,'' it signified the evolutionary transcendence that had taken place during the macros explosion two years before. It also took advantage of a gap in the software programming lexicon. Noting a lack of programs on ITS starting with the letter ``E,'' Stallman chose Emacs, making it natural to reference the program with a single letter. Once again, the hacker lust for efficiency had left its mark.\endnote{\textit{Ibid.}}
Конечно, не все и не сразу перешли на Emacs. Некоторые пользователи продолжали работать в TECO и расширять его функциональность макросами, но многие всё-таки выбрали Emacs. Он обеспечивал унифицированную платформу, от которой можно было отталкиваться. К тому же, его функции можно было расширять без необходимости переписывать старые функции, что резко сокращало количество проблем с совместимостью.
Of course, not everyone switched to Emacs, or not immediately. Users were free to continue maintaining and running their own TECO-based editors as before. But most found it preferable to switch to Emacs, especially since Emacs was designed to make it easy to replace or add some parts while using others unchanged.
\enquote{С одной стороны, мы пытались создать единую систему команд, с другой -- не ограничивать её расширяемость, потому что программируемость была крайне важна для нас}, -- вспоминает Стил.
``On the one hand, we were trying to make a uniform command set again; on the other hand, we wanted to keep it open ended, because the programmability was important,'' recalls Steele.
Но проблема несовместимости скоро снова дала осебе знать уже в других местах. Главной причиной её возвращения были тихие модификации кода отдельных экземпляров Emacs, о которых авторы не рассказывали остальным хакерам. В результате поведение этих экземпляров шло вразрез с поведением общей версии Emacs. Тогда Столлман решил внести в код специальную функцию, реализующую один из основных постулатов хакерской этики: пользователь получал право изменять код только в том случае, если он обязывался возвращать свои изменения в общую версию Emacs. Столлман назвал это \enquote{вступлением в коммуну Emacs}. Так же, как и TECO ранее, Emacs стал чем-то большим, чем просто компьютерной программой. Для Столлмана это был общественный договор. В документации 1981 года Ричард изложил его условия: \enquote{Emacs распространяется как общественный продукт, это значит, что все свои улучшения вы должны выслать мне для их внедрения и распространения в основной версии Emacs}.\endnote{Stallman (1979): \#SEC34.}
Stallman now faced another conundrum: if users made changes but didn't communicate those changes back to the rest of the community, the Tower of Babel effect would simply emerge in other places. Falling back on the hacker doctrine of sharing innovation, Stallman embedded a statement within the source code that set the terms of use. Users were free to modify and redistribute the code on the condition that they gave back all the extensions they made. Stallman called this ``joining the Emacs Commune.'' Just as TECO had become more than a simple editor, Emacs had become more than a simple software program. To Stallman, it was a social contract. In a 1981 memo documenting the project, Stallman spelled out the contract terms. ``EMACS,'' he wrote, ``was distributed on a basis of communal sharing, which means that all improvements must be given back to me to be incorporated and distributed.''\endnote{See Stallman (1979): \#SEC34.}
Оригинальный Emacs работал только на PDP-10, но скоро пользователи захотели работать в нём на других компьютерах. Снова произошёл взрывной рост, только теперь уже не макросов, а версий редактора, похожих на Emacs, с очень разным уровнем совместимости. Правила коммуны Emacs на них не распространялись, потому что те редакторы были написаны с нуля. Некоторые из них в названии иронично обыгрывали название оригинала: Sine (\enquote{Sine is not Emacs} или \enquote{Sine это не Emacs}), Eine (\enquote{Eine is not Emacs}), и даже Zwei (\enquote{Zwei was Eine initially} или \enquote{Zwei поначалу был Eine}). Оригинальный Emacs был полностью программируемым, но некоторые клоны предоставляли лишь ограниченный набор команд без возможности расширения, такие версии назывались \enquote{эрзац-Emacs}. Таким был Mince (\enquote{Mince is Not Complete Emacs} или \enquote{Mince это не совсем Emacs}).
The original Emacs ran only on the PDP-10 computer, but soon users of other computers wanted an Emacs to edit with. The explosive innovation continued throughout the decade, resulting in a host of Emacs-like programs with varying degrees of cross-compatibility. The Emacs Commune's rules did not apply to them, since their code was separate. A few cited their relation to Stallman's original Emacs with humorously recursive names: Sine (Sine is not Emacs), Eine (Eine is not Emacs), and Zwei (Zwei was Eine initially). A true Emacs had to provide user-programmability like the original; editors with similar keyword commands but without the user-programmability were called ``ersatz Emacs.'' One example was Mince (Mince is Not Complete Emacs).
В то время как Ричард разрабатывал Emacs в Лаборатории, хакерское сообщество потрясали тревожные известия. В 1979 году Брайан Рид встроил \enquote{тайм-бомбы} в Scribe, чтобы воспрепятствовать свободной раздаче редактора, и это ужаснуло Столлмана. \enquote{Он называл это самым фашистским поступком, который он только видел в своей жизни}, -- вспоминает сам Рид. Даже после того, как благодаря усилиям Рида появилась иерархия \textit{alt} в Usenet, поступок 1979 года продолжал омрачать его репутацию, по крайней мере, в глазах Столлмана. \enquote{Он говорил, что все программы должны быть бесплатными, и что взимание денег за ПО это преступление против человечества}.\endnote{В интервью 1996 года интернет-журналу \textit{MEME} Столлман назвал историю вокруг Scribe раздражающей, и даже не захотел называть Рида по имени. \enquote{Проблема в том, что никто не осудил и не наказал этого студента за то, что он сделал, -- сказал Столлман, -- в результате другие люди стали брать его поступок за пример}. \textit{MEME} 2.04, \url{http://memex.org/meme2-04.html}.}
While Stallman was developing Emacs in the AI Lab, there were other, unsettling developments elsewhere in the hacker community. Brian Reid's 1979 decision to embed ``time bombs'' in Scribe, making it possible for Unilogic to limit unpaid user access to the software, was a dark omen to Stallman. ``He considered it the most Nazi thing he ever saw in his life,'' recalls Reid. Despite going on to later Internet fame as the co-creator of the Usenet \textit{alt} hierarchy, Reid says he still has yet to live down that 1979 decision, at least in Stallman's eyes. ``He said that all software should be free and the prospect of charging money for software was a crime against humanity.''\endnote{In a 1996 interview with online magazine \textit{MEME}, Stallman cited Scribe's sale as irksome, but declined to mention Reid by name. ``The problem was nobody censured or punished this student for what he did,'' Stallman said. ``The result was other people got tempted to follow his example.'' See \textit{MEME} 2.04, \url{http://memex.org/meme2-04.html}.}
Столлман был не в силах помешать действиям Рида, но он мог бороться с другими формами поведения, которые противоречили хакерской этике. Будучи главным сопровождающим разработки Emacs, Ричард начал вовсю пользоваться своим положением для продвижения своих идей. На последнем этапе долгого конфликта хакеров с управляющими Лаборатории, когда дело дошло до реального внедрения систем безопасности с паролями, Столлман забастовал, отказываясь раздать этим сотрудникам последнюю версию Emacs, пока они не откажутся от своих намерений. \endnote{Steven Levy, \textit{Hackers} (Penguin USA [paperback], 1984): 419.} Это был скорее жест, чем реальное ограничение, потому что этим сотрудникам ничего не мешало самим скопировать и установить последнюю версию Emacs. Но посыл Ричарда был очевиден всем.
Although Stallman had been powerless to head off Reid's sale, he did possess the ability to curtail other forms of behavior deemed contrary to the hacker ethos. As central source-code maintainer for the original Emacs, Stallman began to wield his power for political effect. During his final stages of conflict with the administrators at the Laboratory for Computer Science over password systems, Stallman initiated a software ``strike,'' refusing to send lab members the latest version of Emacs until they rejected the security system on the lab's computers.\endnote{See Steven Levy, \textit{Hackers} (Penguin USA [paperback], 1984): 419.} This was more gesture than sanction, since nothing could stop them from installing it themselves. But it got the point across: putting passwords on an ITS system would lead to condemnation and reaction.
\enquote{Многие на меня рассердились, говорили что я взял их в заложники, что я шантажирую их, и действительно так и было, -- рассказывает Столлман, -- я прибегнул к насилию над ними в ответ на их насилие надо мной}.\endnote{\textit{Ibid.}}
``A lot of people were angry with me, saying I was trying to hold them hostage or blackmail them, which in a sense I was,'' Stallman would later tell author Steven Levy. ``I was engaging in violence against them because I thought they were engaging in violence to everyone at large.''\endnote{\textit{Ibid.}}
Со временем Emacs стал платформой для продвижения хакерской этики. Уровень гибкости, заданный Столлманом, не только поощрял сотрудничество, но даже требовал его. Пользователи, которые отстранялись от сообщества Emacs, не получали важных изменений -- новых возможностей и исправлений ошибок. При этом история развития Emacs впечатляет. За 20 лет GNU Emacs научился быть электронной таблицей, базой данных, веб-браузером, личным психиатром, и даже простым текстовым редактором, и разработчики даже не думают удалять какие-то функции, заботливо перенося их в код новых версий. \enquote{Это наше видение идеального текстового редактора, -- говорит Столлман, -- его возможности восхищают и ужасают одновременно}.
Over time, Emacs became a sales tool for the hacker ethic. The flexibility Stallman had built into the software not only encouraged collaboration, it demanded it. Users who didn't keep abreast of the latest developments in Emacs evolution or didn't contribute their contributions back to Stallman ran the risk of missing out on the latest breakthroughs. And the breakthroughs were many. Twenty years later, users of GNU Emacs (a second implementation started in 1984) have modified it for so many different uses -- using it as a spreadsheet, calculator, database, and web browser -- that later Emacs developers adopted an overflowing sink to represent its versatile functionality. ``That's the idea that we wanted to convey,'' says Stallman. ``The amount of stuff it has contained within it is both wonderful and awful at the same time.''
Другие работники Лаборатории отзываются о редакторе куда милосерднее. Хэл Абельсон, аспирант МТИ, который работал с Сассменом в 70-х, и позже стал участником фонда свободного ПО, называет Emacs \enquote{совершенно гениальным творением}. Дав свободу программистам конструировать какие угодно функции, не нарушая работу системы, Столлман проложил путь к сложным программным проектам, над которыми работали огромные коллективы. \enquote{Структура редактора оказалась достаточно устойчивой, чтобы тысячи людей со всего мира развивали его согласно своим вкусам, -- сказал Абельсон, -- даже не знаю, бывало ли такое раньше.}\endnote{В этой главе я уделил больше внимания социальной значимости Emacs, нежели технической. Чтобы оценить уровень программной части, рекомендую прочитать заметку Столлмана 1979 года, особенно обратить внимание на раздел \enquote{Исследования в разработке программных инструментов} (\enquote{Research Through Development of Installed Tools}\#SEC27). Раздел не только понятен неспециалисту, но и показывает, как сильно связана политическая философия Столлмана сего философией программирования. Например:
Stallman's AI Lab contemporaries are more charitable. Hal Abelson, an MIT grad student who worked with Sussman during the 1970s and would later assist Stallman as a charter board member of the Free Software Foundation, describes Emacs as ``an absolutely brilliant creation.'' In giving programmers a way to add new software libraries and features without messing up the system, Abelson says, Stallman paved the way for future large-scale collaborative software projects. ``Its structure was robust enough that you'd have people all over the world who were loosely collaborating [and] contributing to it,'' Abelson says. ``I don't know if that had been done before.''\endnote{In writing this chapter, I've elected to focus more on the social significance of Emacs than the software significance. To read more about the software side, I recommend Stallman's 1979 memo. I particularly recommend the section titled ``Research Through Development of Installed Tools'' (\#SEC27). Not only is it accessible to the nontechnical reader, it also sheds light on how closely intertwined Stallman's political philosophies are with his software-design philosophies. A sample excerpt follows:
\begin{quote}
\begin{quote}
EMACS could not have been reached by a process of careful design, because such processes arrive only at goals which are visible at the outset, and whose desirability is established on the bottom line at the outset. Neither I nor anyone else visualized an extensible editor until I had made one, nor appreciated its value until he had experienced it. EMACS exists because I felt free to make individually useful small improvements on a path whose end was not in sight.
Функциональность Emacs невозможно было создать заранее продуманным проектированием, потому что такой подход достигает целей, которые видны только поначалу, и устанавливает априорный ценз на присутствие каких-то функций в программе. Ни я, ни кто-либо другой не мог заранее представить себе все возможности Emacs, их можно только увидеть по мере их появления в реальности. Emacs это бесконечный процесс улучшений.
\end{quote}}
\end{quote}}
Guy Steele expresses similar admiration. Currently a research scientist for Sun Microsystems, he remembers Stallman primarily as a ``brilliant programmer with the ability to generate large quantities of relatively bug-free code.'' Although their personalities didn't exactly mesh, Steele and Stallman collaborated long enough for Steele to get a glimpse of Stallman's intense coding style. He recalls a notable episode in the late 1970s when the two programmers banded together to write the editor's ``pretty print'' feature. Originally conceived by Steele, pretty print was another keystroke-triggered feature that reformatted Emacs' source code so that it was both more readable and took up less space, further bolstering the program's WYSIWYG qualities. The feature was strategic enough to attract Stallman's active interest, and it wasn't long before Steele wrote that he and Stallman were planning an improved version.
Гай Стил выражает похожее мнение. Он помнит Столлмана как \enquote{гениального программиста, который способен был без устали и ошибок генерировать огромное количество кода}. Хотя их характеры во многом не сходились, они успели поработать вместе, и Стил получил хорошее представление об интенсивности программирования Ричарда. Однажды Стил задумал создать функцию \enquote{приятной печати} для Emacs, чтобы при нажатии некоторой комбинации клавиш она преображала исходный код в компактную форму. Функция заинтересовала и Столлмана.
``We sat down one morning,'' recalls Steele. ``I was at the keyboard, and he was at my elbow,'' says Steele. ``He was perfectly willing to let me type, but he was also telling me what to type.
\enquote{Утром мы сели за терминал, я за клавиатуру, а Столлман -- рядом, чтобы говорить мне что печатать}.
The programming session lasted 10 hours. Throughout that entire time, Steele says, neither he nor Stallman took a break or made any small talk. By the end of the session, they had managed to hack the pretty print source code to just under 100 lines. ``My fingers were on the keyboard the whole time,'' Steele recalls, ``but it felt like both of our ideas were flowing onto the screen. He told me what to type, and I typed it.''
Около десяти часов подряд они занимались кодом, и за всё это время они не делали перерыва и не болтали о посторонних вещах. В итоге им удалось создать красивую функцию, которая занимала меньше 100 строк. \enquote{На клавишах были мои пальцы, но мне казалось, что мысли обеих наших голов перетекали на экран. Он говорил мне, что набирать, и я набирал}.
The length of the session revealed itself when Steele finally left the AI Lab. Standing outside the building at 545 Tech Square, he was surprised to find himself surrounded by nighttime darkness. As a programmer, Steele was used to marathon coding sessions. Still, something about this session was different. Working with Stallman had forced Steele to block out all external stimuli and focus his entire mental energies on the task at hand. Looking back, Steele says he found the Stallman mind-meld both exhilarating and scary at the same time. ``My first thought afterward was [that] it was a great experience, very intense, and that I never wanted to do it again in my life.''
Выйдя из здания Техносквера на улицу, Стил удивился наступившей темноте. Он привык работать в марафонском стиле, а в этот раз всё прошло как-то слишком быстро, слишком интенсивно. Это было полное отключение от окружающих раздражителей и погружение в задачу. Стил признаётся, что такое мощное мышление Столлмана одновременно восхищает и пугает его. \enquote{Я впервые в жизни работал настолько интенсивно, почти яростно, и для меня это чересчур. Не хотелось бы снова через это пройти}.
@ -43,7 +43,7 @@ With few hackers left to mind the shop, programs and machines took longer to fix
In 1982, the AI Lab received the replacement for its main computer, the PDP-10, which was over 12 years old. Digital's current model, the Decsystem 20, was compatible for user programs but would have required a drastic rewrite or ``port'' of ITS if hackers wanted to continue running the same operating system. Fearful that the lab had lost its critical mass of in-house programming talent, AI Lab faculty members pressed for Twenex, a commercial operating system developed by Digital. Outnumbered, the hackers had no choice but to comply.
In 1982, the AI Lab received the replacement for its main computer, the PDP-10, which was over 12 years old. Digital's current model, the Decsystem 20, was compatible for user programs but would have required a drastic rewrite or ``port'' of ITS if hackers wanted to continue running the same operating system. Fearful that the lab had lost its critical mass of in-house programming talent, AI Lab faculty members pressed for Twenex, a commercial operating system developed by Digital. Outnumbered, the hackers had no choice but to comply.
\begin{figure}[ht] \centering
\begin{figure}[ht] \centering
\includegraphics{KL10_1979}
\includegraphics[width=0.9\textwidth]{KL10_1979}
\caption{PDP-10 processor with KL-10 (a PDP-10 similar to that of the AI Lab), Stanford Artificial Intelligence Laboratory, 1979.}
\caption{PDP-10 processor with KL-10 (a PDP-10 similar to that of the AI Lab), Stanford Artificial Intelligence Laboratory, 1979.}
@ -105,7 +105,7 @@ As if to drive home this message, Stallman punctuates his speech with an unusual
``I am St. IGNUcius of the Church of Emacs,'' says Stallman, raising his right hand in mock-blessing. ``I bless your computer, my child.''
``I am St. IGNUcius of the Church of Emacs,'' says Stallman, raising his right hand in mock-blessing. ``I bless your computer, my child.''
\begin{figure}[ht] \centering
\begin{figure}[ht] \centering
\includegraphics{stignucius}
\includegraphics[width=0.9\textwidth]{stignucius}
\caption{Stallman dressed as St. IGNUcius. The photo was taken by Stian Eikeland in Bergen, Norway on February 19, 2009.}
\caption{Stallman dressed as St. IGNUcius. The photo was taken by Stian Eikeland in Bergen, Norway on February 19, 2009.}
\end{figure}
\end{figure}
Reference in New Issue
Block a user
Blocking a user prevents them from interacting with repositories, such as opening or commenting on pull requests or issues. Learn more about blocking a user.
